– А чего? Коли там живет, значит поймать можно, – серьезно произнес Толька.
– Ты успокойся. Не до него сейчас. Аэродром нужно строить.
– Это же… Это же, – не находил подходящих слов Толька.
– Да, не суетись ты. То лишь название громкое. А так токо землю надо подровнять у молотилки. От самых ворот, что за поле выходят и до… Вообщем, чем больше, тем лучше. Там сарай старый мешает. Если что, так надо разобрать и оттащить. Вот и весь аэродром.
Одна из лучин стала догорать. Толька поднялся и поковылял к светцу. Подсветив еще одну лучину, сбросил огарки в плошку с водой и на их место воткнул новую.
– Говорят, что скоро керосину будет вдоволь. Надоело с лучинами возиться, – заметил между делом Толька.
– О деле что думаешь? – вернулся к обсуждаемой теме Митька.
– Так там все озимыми засеяно. Сами же сеяли, – недоуменно ответил Ларионов.
– То не наше дело. Ты завтра давай на работу входи. Нам на все про все три дня отпущено. Не управимся… Вообщем, лучше о том не думать.
Конюхов говорил о пяти днях, но Митька решил, что настраиваться нужно на три. Тогда уж точно за пять управятся.
– А самолет чего тут забыл? Чего они там совсем что ли уж не знают чем заняться? – возмутился Толька.
– Ты, Толька, язык прикуси. Не то время сейчас, чтобы критику наводить. Кстати, у меня сегодня сын родился. Колька. Представляешь? Дождался наследника.
– Да ты что! Сегодня? Пятого в пятницу. Забавно, – искренне удивился Толька.
– Чего тут забавного? На все воля божья.
– Вот те раз, бригадир Бога вспомнил.
– То к слову пришлось. Не вяжись.
– Ну, Палыч, молодец, – Ларионов подмигнул. – Так поздравиться бы нужно. А?
– Какое уж там, – Митька махнул рукой. – Пойду сейчас трактор заводить. Проверю, чтобы утром не подвел.
В это время на мосту16 послышались шаги. Вскоре дверь отворилась и в комнату вошла Евдокия Антоновна. Она стянула платок, подошла к умывальнику и стряхнула в таз снег.
– Вот погода нынче! Днем все растаяло, а сейчас опять снег валит. Как в революцию. Не к добру, видать. На крыльце катко17 стало. Вымести не кому, – она сделал ударение на слове «не кому». – Вы тут чего морокуете18? Заняться не чем?
– И тебе не хворать, Авдотья Антоновна, – чуть приподнявшись с лавки, произнес Гавзов.
– Евдокией всю жизнь звали, – поправила бабка Митьку.
– А я как сказал? – удивился Гавзов.
– Бабуля, а ты нешто19 помнишь, какая погода была, когда революция свершилась? – усмехнулся Толька, видя, что та отвечать бригадиру не намерена.
Бабка повернулась к внуку и посмотрела на него из-под лобья.
– Что мне надоть, я все помню. Лучины-то много заготовил, так палишь?
– Да я токо зажег. Дмитрий Палыч вот пришел…
– Я утрось20 на чердак за катанцами вызднялась21, – не слушая внука, продолжала Евдокия Антоновна. – Так там снег лежит. Откуда-то заметат. А, ты, нет бы посмотреть, что и как, так валяешься цельный день. Как тут поверишь, что на оборонных робил.
– Вот уеду я, так на кого ворчать тогда будешь? – не сдержался Толька и повысил голос.
– Ой, уедет он! От мамкиной титьки далеко ли собрался, – усмехнулась бабка.
– Да хотя бы…, – Толька задумался ненадолго. – Хотя бы в Ашхабад!
– Куды, куды?
– В Туркмению. После землетрясения страну восстанавливать. Прошлым месяцем там тряхонуло – одни камни остались, – придумывал на ходу Толька. – Там сейчас люди нужны.
– Люди-то может и нужны, да токо не лодыри. Там робить надоть, а не на кровати сутками валяться.
