Холодный ветер начал пробираться под теплые меховые одежки, Кузьмич притопывал на ходу ногами, Нюрка начала хныкать. Вот уже около часа шли они по направлению к городу, пытаясь согреться быстрой ходьбой. Совсем стемнело, не было даже луны. Надвигалась пурга, снег сек лицо, на глаза наворачивались слезы.
Нюрка уже тихонько подвывала, Ольга, супротив своего обыкновения, кричать на нее не стала, только повторяла:
– Все будет хорошо, еще немного осталось.
Это пугало бедную девку еще больше, она привыкла к нарочитой грубости своей барыни, и такое непривычное обращение доводило ее до грани обморока.
– Слышь, барыня, как бы нам дорогу не потерять во тьме- то, – это пробурчал кучер.
– Не бойся, Кузьмич, я пока все вижу, ты же знаешь, я как кошка.
Кузьмич проворчал что- то себе под нос. А Ольга видела все прекрасно, но это не прибавляло ей бодрости. Вот уже минут десять как наблюдала она серые тени, мелькающие за деревьями в лесу с той стороны, где они шли. Тени становились все ближе.
– Ой, мамочки! – Нюрка зажала рот рукой.
Ага, вот и она разглядела зеленые огоньки. Жаль, лучше бы все оставались в неведении.
Внезапно ветер стих. Стало тихо- тихо, только судорожное дыхание трех испуганных людей короткими всхлипами висело в промерзшем до молекул воздухе. Они стояли, сбившись в тесную кучку, прижавшись друг к другу в поисках хрупкой защиты.
Раздался тихий скрип осторожных шагов. Зеленый свет приближался. Две пары, три, шесть. Потом они сбились со счета, страх парализовал их мыслительные способности. Дыхание белым облачком клубилось над их головами. Вдруг движение зверей замерло. Ольга сделала шаг вперед, закрывая собой своих спутников и понимая, что теперь настала ее очередь.
Огромный волк угольно- черного цвета постепенно как бы сгустился из темноты, глаза его горели безумным красным огнем, что явно выделяло его из общей стаи. Он пристально смотрел прямо Ольге в глаза. Чем ближе он подходил, тем более знакомым веяло на нее от его резких животных черт.
Ольга завела руки назад, нашаривая ладони Нюрки и старого кучера. Крепко сжав их, начала проговаривать заклинание, так как если бы она была одна, то могла бы подняться и просто так, а вот двоих ей было поднять тяжеловато. При этом она старалась не выпускать из вида страшного зверя. А он подошел уже на расстояние в три- четыре шага, где замер.
Вдруг морда его стала меняться на глазах, глаза стали более раскосыми, хотя и излучали все тот же рубиновый обжигающий свет, пасть растянулась в оскале, очень напоминающем улыбку, а нос сморщился. Ольга благодарила Бога, что ни служанка, ни старый кучер не видят в темноте того, что происходило. Метаморфоза меж тем продолжалась.
Вот уже леска усов укоротилась, превратившись в черную щеточку, а правый глаз стал странно отсвечивать, как из- под монокля. Вот и подтвердились ее неясные сомнения, оформившись во вполне узнаваемый портрет Демидова Василия.
Да, не прост оказался разорившийся дворянин, страшно как непрост. Да только не время сейчас об этом думать, спасаться надо. Если уж он решил превратиться в зверя, значит, решил идти до конца.
Сама Ольга не любила такие превращения, потому что, оборачиваясь животным ли, птицей, ведьмак теряет часть своего я, приобретая доминирующие черты того существа, с которым он сливает свою душу. А волк – жестокий зверь, страшный, и, почувствовав добычу, он не отступится, не выпустит из своих объятий до тех пор, пока не загрызет, не разорвет, не напьется горячей, бьющей фонтаном крови. И только, утолив первый голод, и облизывая окровавленную пасть, в нем осядет ярость и ненависть, жажда убийства, давая место человеческой мысли, позволяя связать тяжелые слова заклятья, возвращающие обладателю разума человеческий облик.
