Ремли прошел мимо них в первую залу. За входом, прислонившись к углу, в обнимку с алебардой стоял стражник в железных латах. Голова часового была опущена, лицо целиком скрыто под шлемом, через прорезь которого видна лишь темнота, но и не видя лица и закрытых глаз, было ясно, что он спал стоя, разве что не храпел. Ремли постучал костяшкой пальца по шлему, отчего зала наполнилась глухим звоном.
– Я тут! – отозвался стражник со страхом – не шериф ли застал его спящим на посту – и продрал прячущиеся в темноте шлема глаза.
– А я тут, – ответил Ремли, оглядывая залу, украшенную головами оленей, медведей и волков, которые с укором встречали входящих в замок страдальческим взглядом пустых глазниц.
– Ты кто? – спросил часовой, уставившись на незнакомца.
– Я – Ремли. А что с воротами? – махнул он рукой на возню плотников.
– Не видишь, строят, – буркнул стражник, так и не понимая, кто перед ним.
– А что со старыми? Вынесли? – Ремли приметил свежие следы на камнях створа.
– Вынесли. Теперь будут подъемные, а не распашные.
– Правильно, подъемные надежней, и ров выкопайте.
– Ты от землекопов, что ли?
– Меч не видишь? – спросил Ремли, показывая на свой пояс. Еще не хватало, чтобы его приняли за землекопа. К тем, кто владеет или хотя бы носит отточенный меч, уважения кругом больше, чем к тем, кто орудует заостренной лопатой.
– И куда ты? – продолжал расспрос часовой.
– За лошадью, пегая кобылка такая. Не пробегала?
– Так мы за тобой посылали вечером? Шериф, ратуша… – припомнил что-то такое стражник.
– Шериф не ратуша, а шериф, знать надо. А посылали, может быть, и за мной. Кого, прости за любопытство, посылали-то?
– Да человек шесть было, – окончательно очнулся стражник и на всякий случай перехватил алебарду двумя руками. Если это тот нарушитель спокойствия, о котором распинался шериф, – Мухомор, как его с того вечера стали величать за глаза, – то можно получить награду, если схватить его. Пусть потом рассказывает, что добровольно пришел.
– Ну ничего, эти ваши шестеро, может, еще объявятся. Я вчера только четверых убил, ну еще четверых пленил, но шестерых среди тех восьми не было, – заверил Ремли.
Стражник неожиданно для себя шумно сглотнул, и слова, которыми он хотел вселить в Ремли страх перед верными солдатами лорда Шелло, застряли у него в горле.
– Поперхнулся? Покашляй! – посоветовал Ремли. – О, да ты, я вижу, смельчак под стать тем, – усмехнулся он, подшивая к насмешке тонкое, но колкое кружево угрозы, – хотя те были росточком повыше – разумеется, пока при головах ходили, да в плечах косая сажень без вершка с полтиною. Ладно, куда идти-то к господам твоим представляться? Не провожай, я сам найду. Не лабиринт же у вас тут.
Стражник двинулся следом за Ремли, но тот услышал за собой лязг доспехов и обернулся.
– Эк тебя качает, – упрекнул он стражника и толкнул его так, что тот отшатнулся назад и припал спиной к своему углу, но теперь его прямые ноги стояли на шаг впереди. Стражник не мог двинуться. Так и застыл он, стоя на ногах, но не в силах из-за тяжелых доспехов выбраться из угла без того, чтобы упасть с позорным грохотом.
На второй этаж вела узкая лестница. Ремли поднялся, осматривая по ходу коллекцию палестинских сокровищ, привезенных кем-то из Шелло из дальних походов. Судя по скромности коллекции, Шелло или не имели той склонности к грабежу, что ославила иных рыцарей той эпохи, или им пришлось многое распродать.
