– Эм, – с сомнением начал один из стражей. – А не ты ли в сродстве с Кривым Альбертом? – спросил он у одного из мечников за спиной Ремли.
– Кривой Альберт мой брат, – подтвердил тот, – он сейчас на службе Шелло, знаешь его?
– Знал, – ответил стражник. – Веселый был вояка, однако ж попался за воровством свиных окороков из господских подвалов. За это лорд утопил твоего брата в нечистотах.
– Давно это было? – спросил осиротевший брат.
– Месяца два минуло, – ответил стражник.
– Светлая память любителю окороков, – произнес Ремли и сложил руки на груди. Остальные сняли шапки и минуту стояли, молча смотря в землю. – Но время лечит любые раны, не дело предаваться долгой скорби, ведь два месяца уже прошло с той поры. Так что, пойдете гулять с нами? – спросил Ремли у стражников. – Если вернетесь без нас, вас самих, поди, в чем-нибудь утопят, а через пару дней мы придем в замок все вместе.
Гони-ка прочь зевоту
И в Кэрримюр пляши!
Коль не был здесь в субботу,
Считай, что и не жил, —
звучали на улицах веселые куплеты. Они растопили воинственность, и вольные солдаты, побратавшись со стражей, пошли гулять по городу. Надолго их не хватило, и с песнями они зашли в первый подвернувшийся кабак, под который по случаю праздника отвели общинный амбар. Внутри было просторно, холодно и не обустроено. Столов не было: только бревна, сидеть, и пеньки – ставить кружки. Зато с винокурни в амбар прикатили три пузатых бочки с пивом. Кружек не было. Ремли пришлось делить деревянную кружку с одним из стражников, который, как улитка, все носил с собой.
Чем больше Ремли пил, тем серьезнее становился. Пиво действовало на него наоборот, прогоняя веселье прочь. Он снова, как и утром после пробуждения, почувствовал, что теряет связь с миром, который показался ему прозрачной пленкой на глазах, пеленой, скрывающей от него нечто, лежащее за его пределом. Песни не будили в нем радости, лица девушек не поднимали волн вожделения, кружащиеся в лихорадочной пляске люди раздували в нем снежную пургу отрешенности.
Чтобы прогнать с души снежный морок, Ремли отправлял в рот кружку за кружкой, но без всякого результата. Ремли даже подумал, что спиртное совсем не имеет над ним силы, но, поскольку подумал он это после того, как свалился с устойчивого бревна, будучи не в силах на нем усидеть, есть основания полагать эту его мысль ошибочной. Зато благодаря выпитому ночь прошла для него без снов и происшествий.
Утром Ремли поднялся раньше всех и, недолго думая, отправился в замок лорда Шелло, о котором столько слышал. Дорогу он узнал у ранней пташки – здешнего пекаря, который, судя по опухшему лицу, вообще не ложился. Ему же Ремли передал, куда отправляется, чтобы те четверо смогли его найти, коли всерьез решили за ним увязаться, однако своих пленных, не по их вине, он больше не увидел. На субботу у них были грандиозные планы. У кого свидание в церкви, у кого – за мельницей, у кого – на старом кладбище, а в воскресенье Ремли в замке Шелло уже не было.
До крепости, где местный феодал коротал свои дни, было рукой подать. Выйдя за деревенские дома, Ремли увидал суровый дом рыцаря на холме, возвышавшемся за некошеными полями. Он, даже не вспотев, взбежал по пологому склону и поднялся под стены. Замок был небольшим каменным кубом, чуть выше вверх, чем по сторонам, но все же невысоким. Узкие бойницы в два этажа опоясывали толстые стены. До нижней, казалось, было рукой подать, но все ж без лестницы не добраться. Крыша плоская, с неровными защитными зубцами и деревянной дозорной башней. У ворот была разбросана куча оструганных бревен, валялись железные полосы, цепи, заклепки и множество столярного инструмента. Самих ворот еще не было, то, что должно ими стать, еще лежало на земле. Несколько мастеровых, постоянно отвлекаясь на охоту за надоедливым гнусом, лениво подгоняли брусья друг к другу.
