– Семьдесят тысяч в городе, – отчитывался Пепел, – тридцать тысяч под стенами, еще несколько тысяч в дороге. Этого будет достаточно для жрицы.
– Для великой жрицы никогда не достаточно, – отрезал Вельхфрунг, – как и для Вечного.
– Она не забывает неудачи на сапоге, – заметил Косматый. – Пора бы перерасти прошлое.
– Она перерастет, когда убийца племянницы будет найден, – ответил Вельхфрунг.
– Убийца до сих пор не найден? – спросил Косматый. – Хотя если бы он был найден, вы бы пели об этом, как на рождении.
– Не найден, – равнодушно ответил Вельхфрунг. – Им никто не занимается, все готовят предстоящую жертву. Потом вернемся и к нему. Правосудие – это месть, месть – это долг, а наш род платит по долгам.
Иерархия говорящих не показалась Мельхиору ясной. Пепел был исполнителем, возможно высокого ранга, но каковы отношения Вельхфрунга и Косматого? Сначала Вельхфрунг взял лидерство. Косматый не обладал подавляющей силой и аристократическими замашками Вельхфрунга, но на словах не уступал ему. Их отношения были в большей степени горизонтальными. Мельхиор почесал себя коготком за ухом (одно из немногих удовольствий, доступных летучим мышам). Всегда сложно бороться с обществами без четких иерархий: отрубишь одну голову – на ее месте девять новых, и каждая сама по себе.
– Как дела у шаха? – спросил Косматый.
– Все хорошо. Совет визирей наш, никаких подозрений ни при дворе, ни в городе. Ждем завтрашнего дня, – ответил Вельхфрунг.
– Я жду только послезавтрашнего, – проворчал Косматый, у которого все давно было готово. – Слышал, у вас появились нежданные гости?
– Занимайся тем, что под землей, а под луной мы сами разберемся, – не поддался Вельхфрунг, но все же решил попотчевать Косматого крупицей сведений: – Завтра гость будет у шаха. Шах хочет использовать его, тут и мы посмотрим, что с ним можно сделать. Вплетем его узелок в наше кружево или бросим в костер.
У Мельхиора закралось подозрение, что сейчас пришельцы говорят про него, но нельзя быть уверенным. Люди часто принимают на свой счет то, что не имеет к ним ни малейшего отношения. Всем знакомое заблуждение человеческого ума хорошо известно и волшебнику. Пришельцы говорят намеками, лишь им понятными в точности. Речь у них могла идти про кого угодно, но подозрение стоит оставить.
Трое собеседников замолчали. Они долго стояли без движения, как никогда бы не стали стоять люди. Они ждали. Чего? На секунду, когда Мельхиор моргнул, ему почудилось, что пещера не то, чем кажется, что все кругом хитро задуманная иллюзия. Произнести бы Истинное видение, но из летучей мыши он никогда не колдовал таких сложных заклятий. Кроме того, пришельцы имели ярко выраженную магическую природу и могут заметить постороннее колдовство.
– Она здесь. Жрица, – тихо проговорил Вельхфрунг.
«Так вот что это было, – догадался Мельхиор, – это открывался проход, через который прошла жрица, и тогда иллюзию чуть подернуло».
Тем временем Пепел встал на одно колено и положил лоб на второе, а Косматый с Вельхфрунгом склонили головы. В пещеру вошла та, кого называли жрицей. Ничего такого уж великого Мельхиор в ней не увидел. Еще более странный наряд, чем у Косматого: длинный плащ из кишок крупных грызунов, короткий посошок в духе египетских. Лицо… Мельхиор понял, что с трудом различает мужские и женские лица пришельцев, поэтому красива была жрица или нет, судить не мог.
