В комнате Паласара дожидалась нового поклонника Аридуашни. Она дремала, но как только скрипнула дверь, проснулась, сказала: «Ты долго» – и легла, чтобы Паласару было удобнее. Паласар спровадил ее утром. Настойчиво прогонять не пришлось, потому что Фраман Радж с Мельхиором собирались во дворец на высочайшую встречу и обоим нужна была помощь.
Паласар так не спешил и вышел из дома, когда мостовые, политые с утра поливальщиками, успели высохнуть. В одиночестве побрел рассказчик по городу отыскивать убежище прокаженных. Путь его лежал безлюдными закоулками, а площадь перед шахским дворцом была, как снежная равнина, бела от халатов и тюрбанов. Народ толпился в ожидании, как бы предвкушая завтрашнее празднество. Фраман Радж в белоснежной одежде пробирался через толпу. За ним гордо, как лев, шел блистающий черно-красными с золотой вышивкой шелками Мельхиор. При виде необычных и грозных одежд мистика народ с любопытством расступался.
Стража, оттеснявшая толпу от прохода во внутренний двор, узнала Фраман Раджа, часто ходившего в присутствие, где он сидел надимом, и пропустила его вместе с необычным гостем. Во дворце перед парадным входом в тронный зал стояла толпа людей, которую трудно назвать народом. Все это были люди высшего сословия, приглашенные шахом на последнюю перед праздником аудиенцию. Мельхиору, как и всем, пришлось ждать довольно долго. Военные чины с привычной выдержкой переносили тяготу полуденного зноя, а толстые купцы и богословы едва не шлепались в обморок.
Когда Фраман Раджу и Мельхиору удалось попасть в тронный зал, солнце двинулось к горизонту, но и в тронном зале им пришлось подождать. Распорядитель дворца, именовавшийся на арабский манер хаджибом, важный, как индюк, и разукрашенный, как павлин, отправил Раджа к чинам, а Мельхиора записал мелом на глиняной табличке и поставил в очередь. Волшебник не торопился. Шах Андзор сидел на троне в окружении шести – по трое с каждой стороны – визирей. Все визири были доппельгангерами под личиной людей. Они скупо поглядывали на Мельхиора, стараясь даже движениями глаз не показать интерес, но они знали. Шах же ничего не замечал или делал вид, что не замечает. Он приветствовал поэтов и выслушивал астрологов, в полудреме пропускал мимо ушей отчеты о размещении иноземных гостей и даровал разрешения на торговлю крупным купеческим рыбам, сумевшим подкупами и взятками пробраться в его тронный зал. Наконец глашатай взялся за табличку с именем волшебника и нараспев произнес:
– К стопам высокородного шаха Андзора призывается маг Мельхиор из северных земель!
Мельхиор вышел из толпы:
– Многих побед великому шаху, и да расстелятся в пыли враги его, как я расстилаюсь перед стопами его, – произнес Мельхиор придворную формулу и по обычаю распростерся на полу, дожидаясь разрешения подняться и предстать. Глупые обычаи шахского самодурства, закрепившиеся за много поколений до Андзора, его не смутили. Нынешние правители много разных традиций и уложений – как хороших, так и скверных – сохранили со времен древних персов. Андзор, однако, понимая цену времени, не стал долго держать волшебника на полу.
– Поднимись и предстань, – объявил шах, едва церемониал был соблюден.
Шелковая накидка Мельхиора зашевелилась и подняла его на ноги, так что ему и пальцем пошевелить не пришлось, чтобы оказаться перед шахом во весь рост.
– Неплохо, – хлопнул в ладоши Андзор, – ловкий фокус. Ты мой седьмой маг за сегодня и пока лучший. Если бы не праздник, головы прежних шестерых украшали бы наши колья правосудия у северных ворот. Чем еще порадуешь? – Шах утомился, но был в добром расположении духа. Он надеялся на пару броских фокусов в духе трюка с накидкой.
