– Нашел одну настенную надпись, не мог оторваться, пока не прочитал до конца, а сарматский язык, как многим известно, сложен для перевода. Поверите ли, они пишут не справа налево и даже не сверху вниз, а слева направо, как римляне и греки! Какая удача, что я вырос именно в этом направлении письма!
Вздох удивления прошел над столом.
– И что же за мудрость содержалась в этой древней надписи?
– О, величайшая, – ответил Мельхиор и, подхватив миску булгура, начал отправлять в рот маслянистые, пахнущие фенхелем, комки.
Все ждали продолжения, и, немного насытившись, волшебник продолжил:
– Сей герметичный текст содержал полные правила проведения лошадного базара, что проходил здесь шесть веков назад каждый день две луны после Нового года. Поверите ли, но, зазывая продавцов, городские власти писали, что лучшего скакуна ярмарки тогдашний шах покупал за его вес серебром, для чего на площади были сооружены специальные весы!
Снова удивленный шепот прокатился над столом. Волшебник легко выдумывал, чем можно занять приземленные умы, а Паласар, только что блестяще выбравшийся из неудобного положения, сам подивился его умению владеть публикой.
– Как ни велики кажутся нынешние цены, глядя на прошлое, видишь, что вашей праздничной дороговизне есть к чему стремиться, – закончил Мелихиор.
– Вот это – настоящая мудрость, – подчеркнул Фраман Радж, как и всякий пожилой человек, грустивший по старым временам. Грустивший не потому, что времена были чем-то лучше, а потому, что тогда он был молод. А шесть веков на кону или пара десятков лет – Радж был не так силен в числах, как в гостеприимстве.
– Вес серебра не может иметь прямого отношения к ценам на лошадей! – заспорил доселе молчавший купец. – Это лишь уловка, чтобы заманить побольше зевак. Не видим ли мы таких же мер в наше время?
Его голос оказался знаком Паласару. Уж не тот ли это важный сейид, чей караван они встретили вчера у городских ворот и который так громогласно ругался за место для верблюдов?
– Возможно, – предположил волшебник, – хотя если лучший конь торгуется весом серебра, не означает ли это, что кони тех же кровей пойдут хотя бы вполовину?
– Совсем не обязательно, – не согласился гость, – хотя я торгую золотом и украшениями, а не конями, но я знаю, что за крупнейший рубин может платиться людскими жизнями в кровопролитных набегах, хотя чуть меньшие мирно торгуются за серебро. Как только что-то становится самым лучшим, хоть на полграна лучше, его цена растет и раздувается на тщеславии, а тщеславие – чувство безграничное.
– Разрешите представить вам моего гостя, сейида Лезаха, – улыбнулся Фраман Радж. – Лезах прибыл вчера из Шираза. У него очень много дел перед праздником, поэтому только сегодня вечером он смог быть с нами.
Волшебник развел руками, признавая поражение:
– Предоставлю купцам изрекать истину о торговле. Пусть каждый остается знатоком в своем ремесле. Я лишь скромный маг.
Он задрал повыше рукава, взмахнул руками, и из ладоней вылетел соловей. Птица неловко вспорхнула над столом, словно хотела показаться гостям, дать им разглядеть свою красоту, описала круг над головой купца и, чирикнув, взлетела под потолок. Гости удивленно зашумели, а волшебник вернулся к еде. Он был очень голоден: хозяева подземелий, причем обе их фракции, оказались не слишком радушными на угощения.
Ужин подходил к концу. Детей отослали укладываться спать. Фраман Радж с Лезахом удалились в шахматную залу, чтобы вернуться к недоиграной партии. Гости разбредались по своим покоям. Слуги прибирались на столе, уносили посуду, расправляли и убирали в сундуки помятые подушки и шелковые коврики, на которых сидели гости. Погасли масляные светильники, и вскоре Паласар с Мельхиором остались одни. Волшебник размышлял.
