Старушка глядела тревогой на осилившую сына воительницу, хотя какая там старушка негаданно поняла Ражая и пятидесяти зим не разменяла! Уж больно горести да тягости раньше срока состарили лицо, и не могли вернуть утраченное даже дорогие бусы жемчуга да серьги!
– К сыну твоему есть разговор! – положив на стол бочонок, поднесла кряжистая дева ладони к пламени очага в знак добрых намерений ей следом повторила обычай и бусинка.
– И какой разговор? – пошатываясь вышел, отодвинув занавесь Ульд, бледный с лица кровью скрасивший бороду, тряпицу всю багряную прижимая к голове.
– Ну для начала хочу, чтоб слова свои взял назад про отца моего! Знаю, что всякого говорят, но не был он предателем! – откупорила бочонок дева. – Пред моей маленькой подругой повинись и вместе порешим как быть с твоим долгом, как-никак жизнью мне обязан! – присела она на стул. – Ну тащите чаши для гостьи!
Несколько мгновений матушка вопросительно глядела на сына покуда тот не кивнул, а после быстро собрала на стол чем боги послали.
Рассвет как всегда запоздавший пению петухов, застал их разговором уже сдобренным медом! Услыхав всю без утаек историю Хорша отца Алиреного, Ульд, и впрямь повинился от сердца, ещё-бы, знал на какие жертвы пошла его собственная матушка, спящая за занавесью на махонькой кровати рядом с сыновьим ложем, всё для него сделавшая, за хулу такую от горячки брошенную во всеуслышанье, готов сам себе был язык вырвать! Нет, ему бы духу не хватило пощадить того, кто бы так оскорбил его мать! На то воля нужна сверх всякой меры!
Иначе смотрел и на тронутую скверной девоньку шибко страшной улыбки чудных ручек, как вышло лекарку. Ровнёшенько вправившую ему нос, да смазав рассеченную голову мазюкай какой вонючей выуженной из явно великоватой для ней сумки на ремешке через безрукавку, быстро наложившей швы.
– Так от чего с кланом своим не в ладах, ведь никто окромя матери не пожалел тебя Ульд? – в свой черед спросила Алира приметив как прокисшим сбитнем скривился мастер топорник.
Вот теперь пришёл черед отповеди правнука лестной рыси, благо мед добрый терпкий на вкус можжевеловой ягоды хорошо развязывал язык. А Алира чего, вызнав всю нелёгкую судьбинушку воя, просто сплюнула будто разом на весь клан рыси, упавшей в её глазах ниже некуда!
– Вот нет, ни тебе не матушке твой здесь жизни достойной, отчего в другой клан не подался? Таки войны нужны с радостью бы приняли даже у нас в ястребах!
– Нет! – покачал головой воин твёрдо. – Хочу так жизнь прожить чтобы все, кто на меня с высока глядел да поносил, бородами задавились от зависти и страха! – и снова пред ражей оказался тот виденный на божьем суде лютый ворог, по серым глазам, леденящий нутро решимостью и ненавистью, крепки по всему были воспоминания о счастливом детстве да заботе клана.
– Ну коли так, то есть у меня к тебе дело! Долго не забудут твоего имени опосля в клане! Ты ведь ни смерти, ни сечи не страшишься? -явно чуть издевкой подняла бровь вопросом рыжая воительница, поддевая собеседника.
– Нет! – усмехнулся Ульд, ныне как на редкую для него подругу, глядя на еще прошлом закате чужую деву себя поперек силищей шире.
– А как с силами нечистыми, драуграми, демонами и прочей от нави и миров бездны пришедшей мерзопакости! Портков не замараешь? – Ульд ответом только вызовом вздернул подбородок колыхнув косичку козьей бородки, как никак рубился он в Аннисбурге в первых рядах, а череп адовой гончей ныне над ложем висит ощетинившийся клыками что боевой нож!
