Размышление о русской смуте - страница 14

В личности Ляпунова ярко отразились последствия смуты для русского человека. Многократные нарушения присяги не могли пройти без последствий и на духовном, и на душевном уровне. Измены и бесчинства изломали душу русского человека, лишили его цельности, ясности ума и крепости воли, замутили сердце страстями, сделали орудием вражеских сил. Такие люди, не покаявшиеся в своих грехах, не могли получить благословение Божие на свою борьбу, даже справедливую, патриотическую. Пример Ляпунова показал это довольно наглядно. Он пал жертвой подлого убийства, подстроенного одним из лидеров тушинцев – донским атаманом Заруцким. После смерти Ляпунова его рать разошлась по домам. Летом 1611 года пал западный оплот России – Смоленск, сохранявший верность царю Василию и державшийся против поляков почти два года. Гибель России казалась неизбежной.

Пристрастным критикам белого движения, укоряющим его лидеров за «феврализм» и «немонархизм», полезно сравнить их нравственные облики и деловые качества с аналогичными деятелями первой смуты. При всей условности такого сравнения людей разных исторических эпох можно смело сказать, что и Колчак, и Деникин, и Юденич, и Миллер были много выше Василия Шуйского; Корнилов и Алексеев – выше Ляпунова, а Врангель, Кутепов и Дроздовский ничем не ниже Скопина-Шуйского и Пожарского. Если на Юге России белое движение благословил митрополит Антоний (Храповицкий), то в Сибири роль учеников патриарха Гермогена взяли на себя архиеп. Сильвестр Омский и архиеп. Андрей Уфимский. Поэтому главная причина поражения белых сил во второй русской смуте заключается все-таки не в недостоинстве его вождей (в первую смуту вожди были не лучше), а в отсутствии народной поддержки и мощном вмешательстве врагов России, объединенных в «золотой» и «красный» Интернационалы.

Промыслом Божиим для спасения Русского государства в первую смуту были призваны люди глубоко верующие, не запятнавшие себя изменами: посадский староста Кузьма Минин и князь Димитрий Пожарский. Примечательно, что оба были инвалидами: Минин был сухоруким, не владевшим левой рукой, а князь Пожарский после тяжелой контузии страдал приступами падучей болезни. Воистину сила Божия совершалась в немощи. Князь Пожарский был одним из очень немногих, кто во время смуты сохранял верность присяге царям Борису и Феодору Годуновым, Василию Шуйскому и никогда не приставал к самозванцам. Именно этому верному и цельному человеку, сподобившемуся предсмертного благословения патриарха Гермогена, суждено было стать преемником вождя князя Скопина-Шуйского и довести его дело до победы.

Собрав весной и летом 1612 года небольшую (около 10 тысяч), но крепкую духом и порядком рать, князь Пожарский в августе подошел к Москве. В это же время сюда на помощь польскому гарнизону подошло войско гетмана Ходкевича, с которым произошло жестокое трехдневное сражение. Исход битвы решили вступившие в бой на стороне Пожарского тушинцы Трубецкого и Заруцкого. Они нанесли удар во фланг полякам и заставили их бежать. Келарь Троице-Сергиевой обители Авраамий Палицын рассказывает, как он убеждал тушинцев помочь своим братьям из рати Пожарского и даже обещал им отдать монастырскую казну. Победу он относил к чуду по молитвам прей. Сергия. Перелом воли тушинцев, людей, закосневших во многих преступлениях, несомненно, должно почитать чудом.