Когда практически весь Израиль встал на сторону Авессалома, он, собрав войско, двинулся на Иерусалим и без боя взял его. Давид с верными ему слугами оставил город, а народ радостно приветствовал самозванца. Люди полагали, что Бог отступил от Давида и будущее за Авессаломом. На сторону мятежников перешел и мудрейший советник Давида Ахитофел. Он был дедом Вирсавии, и, видимо, много лет таившаяся горечь проснулась в его сердце. Ахитофел вспомнил, что из-за Давида потерял прекрасного зятя Урию, и посчитал восстание удобным моментом, чтобы отомстить за его смерть.
На военном совете Ахитофел внес предложение преследовать Давида и убить его. И Писание повествует о невероятном: «…понравилось это слово Авессалому и всем старейшинам Израилевым» (2 Цар. 17:1–4). Какая неслыханная подлость! Авессалому понравилось предложение убить отца, словно он не знал заповедь «почитай отца и мать», словно отец не простил его, не восстановил в правах сына и не снабдил средствами к существованию!
Мне довелось слушать исповедь девушки, которая отравила свою мать-алкоголичку. Она решилась на преступление, потому что хотела избавиться от позора иметь опустившуюся, невменяемую мать. Авессалому же понравилось убить примерного отца, Божьего пророка, сладкого псалмопевца Израиля! Все отцовское добро было забыто, перечеркнуто, растоптано! Какая невероятная неблагодарность и жестокость!
Через некоторое время войска Авессалома и Давида должны были вступить в битву. Давид провожает напутствием свое небольшое войско. Он не просит их: «Ребята! Будьте храбры! Сражайтесь за царя и отечество! На нашей стороне правда и Бог!». Он просит об одном: «Сберегите мне отрока Авессалома!». Для царя важна была не столько громкая победа, сколько жизнь сына-изверга! Если сын желал ему смерти, то отец не платил той же монетой…
Когда скороход Ахимаас прибежал возвестить царю о победе, то первый вопрос престарелого Давида был не о трофеях или численных потерях армии, а другой: «…благополучен ли отрок Авессалом?» (2 Цар. 18:29). Вы встречали подобную отцовскую любовь? Я не встречал! Ей нет равной в истории! И все же мы должны с благоговением сказать: любовь Божия больше! Она желает спасения извергу! Нет такого греха, который Бог не захотел бы простить! У Бога всё – великое, в том числе и любовь. Бог говорит: «Скажи им: живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был. Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев?» (Иез. 33:11).
Отцовская любовь не отрекается от своего отцовства!
Невозможно без сердечного содрогания слушать причитания убитого горем отца: «И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!» (2 Цар. 18:33). Давид не сказал: «Ну и поделом тебе, отцеубийца! Собаке – собачья смерть!». В своем горьком плаче он непрестанно повторяет: «Сын мой! Сын мой!». Неужели царь забыл лицемерие Авессалома, когда тот обольстил Израиль ложью и показной добротой? Нет, не забыл. Но он все равно не отрекается от отцовства! Неужели Давид крайне не оскорбился, когда Авессалом поставил на крыше дворца палатку, чтобы на виду жителей города спать с царскими наложницами? Да, Давид был беспредельно возмущен, и однако же не отрекся от отцовства! Неужели Давид не понимал, что Авессалом вел войска в сражение, чтобы его убить? Понимал, и однако не отрекся от отцовства!
