Разные грани и лица любви - страница 6

– Кати и Эрни

Утро обычное, дождь обычный, настроение обычное и Он тоже обычный – как всегда веселый и одновременно чужой; родным, своим он был лишь тогда, когда был угрюм и грустен. В такие дни он нуждался в такой же угрюмой и грустной душе, какой была

душа Кати всегда. «Всегда? Ну нет, это неправда, не всегда я была такой, – думала она, допивая горький утренний кофе, не глядя на часы. Она никогда не опаздывала, всегда приходила на работу вовремя. – А кто ценит-то? Фред приходит на целый час позже, но у него и зарплата выше моей, и шеф его обожает, и рейтинги его передачи на высоте, и сам он всегда на высоте, а я… Боже мой, как много я хнычу, какая я завистливая. Надо бы после работы пойти в кафе, поразмыслить об этом всем за чашечкой кофе. Хотя нет, я и так плохо сплю по ночам, лучше возьму персиковый сок. В последний раз я пила персиковый сок два года назад с Эрни в кафе в Палермо. Какой был отпуск! Какое солнце! Каким ласковым и заботливым был еще тогда Эрни. Но может это давно давно началось? Он охладел ко мне. Я живу в иллюзии, что он со мною, но на самом деле он живет со мной, наверное, из жалости или с привычки, а может все же любит? Вспомни, Кати, как хорошо тебе было всего несколько месяцев назад в Новогоднюю ночь. Он все сам приготовил,, поставил свечи с ароматом

ландышей, и этот его фирменный кролик с мексиканскими приправами, и понаставил записки в каждом углу дома с обрывками из его же стихов, и подарил мне зажигалку с моими инециалами… А куда я ее дела? А он-то сам каким красивым и счастливым был в тот вечер. Мой повар, официант, дизайнер и любовник… И та ночь!.. А утро? Утро, утро… Где же он был утром? Я проснулась улыбаясь, но улыбка застыла на моем лице, как гримаса, потому что постель была пуста, и в доме тихо. Я искала его, но знала, что егонет здесь, он ушел… И в доме бардак и тишина… как в опустелом раю. Надо было все прибрать: свечи потаяли и потухли, в порыве страсти стол был перевернут на пол, ковер был в жиру и сметане, и в доме стоял жуткий запах этих чертовых мексиканских приправ. Но мой вид, помню, был хуже вида квартиры. Я ждала его и ничего не делала.

Как дура! Я-то знала, что он придет к ночи. Телефон он оставил, конечно, дома. Я

сидела в кресле перед телевизором, отрешенно глядя новогодние передачи, и плакала. Полночь. Он явился. Конечно пьяный. Подошел, поцеловал в щеку, потом оглянулся, заметил, что дом не убран, накричал, что никчемная и неблагодарная, и ушел спать. Я нагнулась к коленям, и продолжила плакать. На ковре валялась одна из записек с

прошлой ночи, я помню этот стих наизусть:

«Последняя сигарета на ночь глядя; как сладок шум дождя в дремоте,

Мой ангел, спишь давно уже ты, мой поцелуй тебя коснется во сне в твоем полете, Я все тебе отдам: свои порывы, ласку, верность, вечность,

Ты с осенью за руку взявшись, войди в мое безумие, вдохновение и нежность.

…и рассыпается на пыль опостылелый круг ненужных дум, усталых строк, Ты! Освети мой мир своего сердца светом, ты сможешь, хоть никто не смог.

А я взамен тебе пожалую надежду, не пожалею своих мечт, чтоб путь твой озарить,

И уведу тебя от боли, грусти и падений в осень свою, где жизнь так сладко

улыбнется одним лишь словом

«любить»…»

Впрочем, остальные тоже помню. Мне так нравилось, как он писал о нашей любимой осени:

«Стикают мгновенья по оконному стеклу – уже холодному по осени, Ранний дождливый сентябрь тревожит мои мысли – рано с проседью, И бархатцы уже красят охрой улицы, и лужи чернеют на асфальте,