Я чихнула, наверное, раз двадцать, прежде чем выбила основную массу пыли из ветхих подушек. А когда постелила на диван свою куртку и положила под голову скрученный жгутом свитер, даже ощутила некоторое удобство.
Лёжа в этой каморке, я гипнотизировала взглядом стоявшую передо мной покосившуюся полку с банками из-под краски и очень надеялась, что всё это не со мной, что сейчас я проснусь от кошмарного сна, снова окажусь дома, в своей уютной постели, соберусь и пойду на работу. На работу, где предел моих самых горячих мечтаний щиплет за попу эту пустую и безмозглую куклу!
Снова захотелось плакать. Я ведь из-за него сюда приехала, отпуск за свой счёт взяла, а теперь вместо лучшей версии меня, в Новосибирск вернётся клуша без сил и без денег.
С этими мыслями я благополучно отдалась сну, сама этого не заметив, а когда проснулась, едва не взвизгнула. Прямо у меня в ногах стоял чумазый мужик в изрядно потрёпанной одежде и улыбался мне беззубым ртом.
– Гришка, засранец ты эдакий! – раздался у него за спиной пронзительный женский визг. – Опять на складе себе ночлежку устроил! Тут всё уже провоняло тобой! Выметайся, пока лопатой тебя не огрела.
Гришка обернулся и как ни в чём не бывало, расхохотался.
– Так это, Никитична, тут и без меня есть кому заночевать. Ты чего, решила сдавать свою сараюгу внаём?
Приблизившись к нему, женщина оттолкнула тщедушного мужичонку и уставилась на меня. Искажённое гневным возмущением лицо было красноречивее любых слов. Я почти сразу узнала ту самую даму, что застукала меня ревущей в сквере. И если тогда она негодовала, как после смертельной обиды, то что будет теперь, я могла лишь догадываться.
– Это ещё что такое?! – взвизгнула она. – Ты совсем ополоумела, Петрова?! Ты что, ночевала здесь?!
Обычно, когда на меня орут, я перестаю соображать и хочу одного – разрыдаться и убежать куда подальше. Но в этот раз то ли отчаяние накатило, то ли истерика, то ли всё сразу, но до сих пор удивляюсь своей смелости.
– Да, я здесь спала, – заявила твёрдо и без грамма стеснения. – Потому что мне больше некуда пойти. У меня ни денег, ни родственников, ни знакомых в Москве, а ездить сюда из Новосибирска каждый день, я ни физически, ни географически не потяну. Делайте что хотите, но я отсюда не уйду!
Сказала и опустилась задом на продавленный диван, отчего с подушек немедленно поднялось пыльное облако.
Вопреки ожиданиям, женщина не продолжила орать на меня или выгонять. Проковыляв ко мне тяжёлой походкой тучного человека, она опустилась рядом и вздохнула.
– Дура ты, Петрова, ой дура, – сочувственно проговорила она, глядя перед собой. – Сколько живу, таких непутёвых не встречала.
Спорить с ней не имело смысла. Я действительно за последние пару дней такого жару дала, что на всю жизнь хватит.
– Все вы, молодёжь, такие, – заключила она, окидывая меня жалостливым взглядом. – Сидите в телефонах своих, забыли, как с людьми разговаривать. Нет бы, подойти, сказать: так, мол, и так, Марья Никитична, жить негде, подсоби, посоветуй. Да наши бы тебя сразу направили куда нужно, и не пришлось бы тебе мотыляться тут в пылищи.
Я даже растерялась от такой перемены отношения ко мне. Обернувшись на женщину, пару раз хлопнула ресницами, не зная, что сказать.
Та покачала головой.
– Бери пожитки свои и идём со мной. Заселим тебя со всеми удобствами.
Через полчаса мы стояли на пороге комнаты, которая отличалась от моей прошлой ночлежки лишь отсутствием инвентаря и слоя многолетней пыли. Здесь имелись койка и тумбочка. Остальное по меркам устроителей этих хором местным жильцам не требовалось.
