Обернувшись, заглядываю в сощуренные карие глаза, которые смотрят в мои.
— Привет… — говорю тихо, изучая лицо Немцева в ярком утреннем свете.
Оно выглядит заспанным, но его глаза чертовски черные и яркие, даже под лучами адского Кипрского солнца.
Сегодня утром я думала о том, что, возможно, завязывать курортный роман с ним не самая лучшая идея. Я разочарована в мужчинах, а этот вообще ни черта не понятный. Мы живем в одном доме. И заниматься… свободным сексом под крышей дома, где помимо нас живет толпа детей, определенно худшая из идей.
Это очень и очень плохая идея. Не знаю, чем думала еще вчера! Я думала о кубиках его пресса, вот о чем. И еще о том, что у него очень полные губы, а доставать из него слова — вообще отдельный вид искусства...
Глаза Феди медленно перемещаются к плите, а мои спускаются вниз по его телу. На нем серые брюки и белая заправленная в них тенниска, которая плотно облегает все мышцы на его рельефном торсе. По загорелым подкачанным рукам под рукава тенниски убегают проступающие вены.
Облизнув губы, опускаюсь еще ниже...
— У тебя что-то горит… — кивает он на плиту.
— Черт! — разворачиваюсь и бросаюсь к сковороде.
Быстро сняв с нее гречневые оладьи, выкладываю на тарелку, хаотично украшая их ягодами и сбивчиво бормоча:
— Я не знаю, что ты ешь на завтрак, и решила… сделать… в общем...
Остановившись рядом, озадаченно рассматривает содержимое тарелки и, подняв на меня глаза, спрашивает:
— Это мне?
— Угу… — киваю, глядя на аппетитные с виду штуки.
— Спасибо, — упирается он в столешницу рукой. — Кхм… а что это?
— Эм-м-м… оладья из зеленой гречки на кокосовом молоке… — поясняю, потому что это не совсем очевидно. — И кокосовом масле. Вот.
Даю ему в руки тарелку и улыбаюсь.
Принюхавшись и почесав языком зубы, смотрит на грильницу за моей спиной, а потом кивает и усаживается за стол, прихватив с собой вилку.
Себе я накладываю омлет, ломтик бекона и свежие овощи. Усевшись напротив, ловлю его задумчивый взгляд на своей тарелке, после чего он принимается за оладьи. Он не выглядит как человек, жующий опилки.
С облегчением выдыхаю.
Через минуту на кухне появляется сонная Женя, с тащущимся за ней по пятам маленьким Севой. Он держится за юбку ее сарафана, пытаясь разлепить сонные глаза.
— Ого, как вкусно пахнет… — блаженно тянет она, пока Сеня забираясь на стул. Подперев щеку рукой, принимается гонять по столу красную пожарную машину. Вскочив со своего места, спрашиваю:
— Бекон или оладьи?
— Бекон на завтрак… — морщится Женя. — Мне оладьи.
— Можно мне кофе? — клянчит Адель, поедая свою кашу.
— Ты знаешь, что нельзя.
— Ладно… — ворчит она.
Выставив чистые тарелки, комплектую их обычными оладьями для Жени и кашей для Севы.
— Опять каша? — кривит он свою детскую физиономию.
— Это полезно, — отрезает Женя и двигает к нему тарелку. — Я сегодня за продуктами собираюсь в город, на днях папа приезжает. Можем заодно съездить в зоопарк.
Дети сонно гудят в знак согласия, а я усиленно вслушиваюсь в голос Феди, потому что он прижимает телефон к плечу, встает из-за стола и направляется к выходу, положив тарелку в раковину. Видно дело срочное, потому что обычно он убирает ее в посудомойку.
Быстро сорвав с себя фартук, огибаю стол и иду следом. Выскакиваю на крыльцо, вспоминая о том, что я обута в носки. Дверь гаража поднята вверх. Посмотрев на свои ноги, плюю на все и иду туда.
