Разрешение жить - страница 19

– Кто подал записку с неканоническими именами? Да тут язык сломать можно: Нестан, Цира, Амиран, Малхаз. Одна из сестёр, мать Ефросинья, слывущая молчуньей, показала священнику какой-то текст. В тексте значилось, что Грузинская Православная Церковь признаёт эти имена каноническими и празднует память этих святых. Вот об этих-то непривычных в России именах и пойдёт речь.

Цира, невысокая голубоглазая студентка тбилисского института иностранных языков, выглянула на улицу. День обещал быть жарким и, как обычно, трудным. На тахте (старинный ковер над ней украшала некогда коллекция кинжалов, но от греха подальше её продали при большевиках) стонал её восьмидесятилетний отец Габриэл. В манеже возился годовалый сын Циры Малхаз. Сколько дел, а помочь некому. Мать умерла год назад, а муж Амиран только ищет случая уйти из дома играть в карты или выпивать с друзьями. Он, видите ли, семью содержит, а попросишь помочь – раскричится: «Я мужчина!»

В дверь позвонили. «Что-то рано для мацонщицы», – подумала Цира и пошла открывать. На пороге стояла незнакомая русская женщина в какой-то нелепой чёрной одежде и в повязанном по самые брови чёрном платке.

– Это вы Цира Сидамонидзе? – спросила незваная гостья.

– Да, я, – насторожилась Цира. – Я твоя мать, – заплакала женщина и, опустившись на колени, стала торопливо рассказывать. – Двадцать один год назад я познакомилась с твоим отцом на море в Батуми. Он привёз меня в Тбилиси, обещал жениться, потом бросил с ребёнком. Жить было негде и не на что. От безвыходности я отдала тебя в бездетную семью и уехала в Россию. Прости меня, если можешь.

– Это ошибка, – пролепетала Цира. – Моя мать Нестан умерла год назад. Встаньте, пожалуйста! Вай, как неудобно! Что люди скажут?

– Нет, это правда, – женщина заплакала ещё сильнее. – Прости меня.

– Оставьте меня в покое! – крикнула Цира и захлопнула дверь.

Из комнаты донёсся стонущий голос отца:

– Кто там приходил?

– Да так, какая-то ненормальная, – на бегу отозвалась Цира, вытаскивая сына из манежа. – Говорит, что она моя мать.

Старик пожевал беззубым ртом и негромко сказал:

– Мне уже мало осталось. Я ждал её. Эта женщина сказала тебе правду.

После похорон отца в доме стало непривычно пусто. Никто не стонал, и не надо было бежать в аптеку. Зато теперь стали забегать подружки, стеснявшиеся прежде приходить в дом, где умирает человек.

Цира наконец-то расслабилась. Однажды они с соседкой пили кофе на кухне, шутили, смеялись. И вдруг услышали, как в коридоре что-то глухо упало. Цира бросилась туда – на полу лежал бездыханным её сын Малхаз. Первым вызвал «Скорую» местный вор рецидивист Тазо. А потом Цира слышала, как сквозь вату, разговоры врачей: «Клиническая смерть… пальцы сунул в розетку… кора головного мозга… не выживет».

Но Малхаз выжил и, заикаясь, рассказывал матери:

– Я видел дедушку Габриэла и бабушку Нестан. Они совсем молодые. Я пошёл за ними, но они стали прогонять меня от себя. А какая-то женщина в чёрной одежде взяла меня за руку и повела сюда, к тебе.

Цира в ужасе ахала:

– Вай ме, вай ме, что ты такое говоришь, Малхо?

– Это бред, но это пройдёт, – успокаивали Циру врачи.

И правда, это прошло со временем. Только нервный тик остался, и у Малхаза от любого волнения некрасиво кривился рот.

Вскоре после больницы Цира получила из Минска письмо: «Я, твоя мать, всю жизнь буду молиться за тебя и твоих детей и всей своей жизнью постараюсь искупить свой грех. Дома у меня нет. Я странствую по святым местам. Может, мы ещё и увидимся. Высылаю тебе молитвы – утренние и вечерние. Читай хоть иногда, и Господь тебя не оставит». Цира с досадой выбросила это письмо в мусорное ведро. Опять эта ненормальная! А вдруг снова приедет? Надо бы мужа предупредить.