Да.
– Нет.
Он прищелкивает языком.
– Очень жаль. Неплохо маневрируешь, сразу академия вспомнилась. Может, увидимся лет через десяток, – да, инструктор?
Наглец. Хотя выражается он не так изысканно, как другие благородные, но его слова сочатся тем же наглым высокомерием, будто он убежден, что все наездники должны знать, кто он такой и каких успехов достиг. Солнечный Удар держится так же, как Ракс: вальяжно, непринужденно и уверенно.
У меня невольно вырывается:
– Мы встретимся раньше, чем ты думаешь.
Снова этот смех, от которого пробирает до костей.
– Это что, вызов? Если хочешь, можем попробовать прямо здесь и сейчас.
Он указывает в сторону тренировочного ристалища с тускло светящимся генгравом и шестиугольными платформами по обе стороны от него, в тени двух гигантских, похожих на скелеты фигур автоматических манекенов, изображающих боевых жеребцов. Сражаться с ним я не в состоянии. Я вся в поту и изнемогаю от усталости. Голос Дравика где-то в дальнем углу сознания убеждает меня не обращать на Ракса Истра-Вельрейда внимания. В нашем графике он не значится.
Но моему телу все равно, оно загорелось.
– Выиграет тот, кто нанесет манекену наибольший урон, – говорю я. – Без копья.
На этот раз его смех звучит недоверчиво.
– Предлагаешь проверить, кто лучше в кулачном бою?
– А что, тебе это не по зубам?
– Нет. Беру того, что с земной стороны. А тебе дам небольшое гравитационное преимущество.
– Ка-ак любезно, – отзываюсь я.
Мы включаем двигатели и направляемся в разные стороны ристалища: он – в земную, то есть к Эстер, я – в звездную, к открытому космосу. У меня ноют все кости, но менять решение слишком поздно. Я не позволю, чтобы какой-то благородный считал, будто он лучше меня, даже если он звезда вроде Ракса. Я стучу пальцем по визу, чтобы привести в действие манекен на моей стороне для Ракса, и тогда он снова подает голос:
– Ты не против, если я спрошу, как тебя зовут?
– Против. – Я касаюсь кнопки «Принять» и легким движением отдаляюсь от платформы. – Манекен готов, действуй.
– Прямиком к делу. В наездниках мне это нравится.
– Что тебе нравится, меня нисколько не интересует.
Он смеется:
– Ого, какая откровенность.
Я вскидываю подбородок.
– Так ты готов или нет?
Солнечный Удар отвешивает мне поклон. Передача голографических данных Ракса на мое забрало прерывается на время атаки, его красные плазменные сопла взрываются ослепительным жгучим пламенем, раскаляя металл платформы. Я вызываю виз, включаю запись. Не моргаю. Смотри. Впитываю все – каждый поворот, исходную стойку. Используй его. Поглощай его. Я съем те крохи, которые он по глупости бросит мне, и стану сильнее.
А потом происходит нечто.
«ешь»
Слово негромкое, но отчетливое. Я смотрю на виз – кто-то все еще на связи со мной? Дравик? Нет – голос намного моложе, чем у него.
– Эй! – Мой голос разносится по пустой кабине.
Плазма, со звуком рвущейся ленты ударившись в металл, заставляет меня вскинуть голову: блекло-белые сопла ближайшего манекена извергают пламя, посылая его вперед в тот момент, когда Ракс бросает в атаку Солнечный Удар. Конечности манекена содрогаются, пока он несется на багрового боевого жеребца. Сосредоточься.
Грудь – самая большая деталь конструкции, в нее проще всего попасть. Я напрягаю глаза, пытаясь сфокусироваться на Солнечном Ударе, который расплывается, превращаясь в красную кляксу. Ракс удерживает его с наклоном назад, а не вперед, как учил меня Дравик.
