– Жди здесь.
Парнишка исчез. Соболь хотел есть, пить и спать, ночь и день, проведенные в седле, давали о себе знать. Он только присел и огляделся – напротив места, где он сидел, на возвышении у другой стены стоял высокий резной стул, из того же вездесущего камня. Несмотря на лепнину на потолке и множество барельефов по стенам изображавших зверей и птиц, зал выглядел пусто и безжизненно. У Радана было такое ощущение, что дом осиротел – люди не были здесь настоящими хозяевами. Не было сомнения, что и дом–дворец и голова–мост, и тот рукотворный овраг – все это творения одного времени, и одних и тех же рук.
Не прошло и пяти минут как с другой стороны зала, растворились широкие двойные двери и в помещение вошли двое – Алмаз и Веда. Старуха шла впереди, за ней стараясь приноровиться к её медленному шагу, брела атаманша. Веда прошла к каменному трону и за несколько приемов уселась в него, Алмаз встала рядом.
– Подойди ближе, мальчик.
Радан, не терпел, когда его так называли, но из уст этой древней старухи, это обращение прозвучало совсем не обидно. Он встал со скамьи еще когда пара только вошла в зал, и сразу направился к трону. Возле ступеней возвышения он остановился и стал молча ждать что дальше.
– Алмаз, возьми у него свиток и принеси мне.
– Какой свиток, Веда? – удивилась та.
– Пергамент. У него в рукаве.
Не ожидавший такого Соболь прижал руку к телу, прикрыв ладонью обшлаг, где находилось письмо. «Откуда она знает про него?» Радан мог поклясться, что никто из бандитов даже не прикоснулся к тайному месту, а сам он и не думал рассказывать о пергаменте – это была не его тайна.
– Ты не бойся мальчик. Я не заберу его у тебя. Такие вещи не забирают. Я только взгляну.
Соболь набрался смелости и ответил:
– Простите, Веда, но я не могу это отдать. Это не мое, и я обещал, отдать его только в руки адресату.
– Ты что, Радан? – Алмаз смотрела на него рассерженными глазами. – Не зли меня, отдай что там у тебя есть. Ты же понимаешь мы все равно заберем.
– Тише, Алмаз, мальчик прав. Обещания надо выполнять. Покажи мне пергамент в своих руках, можешь даже не разворачивать.
Все еще сомневаясь, правильно ли он поступает, Соболь надорвал прихваченный обшлаг и достал сверток.
– Подойди ко мне.
Радан поднялся по ступенькам и протянул пергамент к глазам старухи, та подняла руку и расправила старческую ладонь над свитком. Несколько мгновений стояла тишина – старуха застыла, Алмаз и Соболь тоже. Они напряженно смотрели на заснувшую Веду. Вдруг, она очнулась.
– Алмаз, ты сделала правильный выбор, – опять тот же пытливый, совсем не старушечий взгляд остановился на лице Радана. Даже голос её, как показалось Соболю, окреп и помолодел. – Это хороший гость, очень хороший гость.
Она убрала руку.
– Спрячь пергамент, воин, и больше никому не показывай.
«Воин – вот как. А только что был мальчик». Радан быстро убрал сверток на место. «Надо зашить, а то вывалится».
– Ты должен его передать, – Веда не спрашивала, она утверждала. – И чем быстрей, тем лучше. Ответь мне на один вопрос – как получилось, что такая важная вещь была доверена тебе одному?
Судя по вопросу, Веда оценивала пергамент еще выше, чем доверивший его ему, Корад Славуд. Соболь задумался, не зная, как правильней будет ответить – рассказать правду, промолчать или придумать какую-то историю. Врать, похоже, не имело смысла – Веда раскроет его через несколько фраз. Отмолчаться тоже не дадут, значит, оставалось только одно – сказать правду. Однако, хотя Славуд и не говорил ничего о том, как действовать, если кто-то узнает о пергаменте – скорей всего, он просто не думал о таком – Радан для себя решил, что упоминать его имя не будет. Рассказ получился коротким: не углубляясь в подробности, он рассказал лишь о том, что поступил на службу к почтенному человеку, тот вез сверток сам, но срочные дела потребовали его возвращения в Коровард, поэтому ему пришлось доверить пергамент ему.
