– А если монстры хорошие?
– Пойми, они рушат наш мир не только физически. Они рвут саму карту мира. Чем крупнее зверь, тем меньше их нужно, чтобы трансформировать и разорвать пространство нашей карты, – Альмер умолк, поняв, что говорит слишком умно для ребенка.
– Папа, ты не переживай, – Вей погладила отца по волосам, но посмотрела при этом очень хитро. – Я загоню моих чершиков обратно, а потом уберу мостик.
– Этого недостаточно.
– Я никому ничего не скажу.
– Правильно. Но и этого недостаточно.
– Ну-у… Вей надула губки. – Ну что еще?
– Ты больше никогда не будешь рисовать!
Вот, он сказал это. Вей нахмурила бровки и сжала кулачки.
– Никогда! – повторил Альмер.
– Но, папа!..
– Нет!
Он смотрел на дочь и понимал, что это условие она не сможет выполнить никогда. Она рисовала всегда и везде. Сначала пальцем на песке, затем на любой бумаге, которая попадалась под руку. Альмер вынужден был учить ее. Иначе, с ее талантом, она давно бы разрушила Агеллусию своей неудержимой фантазией. Научил. Научил очень тщательно подходить к созданию новых персонажей, в чем и убедился, посмотрев в окно на… Как она их назвала? Чершики. Забавное название. Да и зверушки получились убедительные, жизнеспособные. Да уж, научил.
Если бы так же легко можно было научить других рисовальщиков. Скольких мальчиков отправляли домой из-за их неспособности просто провести две линии рядом даже после года непрерывной работы в Академии. А Вей, собственно, и учить особо не требовалось. У нее все получалось само собой. Жаль, что родилась девочка. Мальчик смог бы стать мастером пера уже с детских лет. Если бы мог управлять своими фантазиями и не распускать их. Но мальчиков всегда можно приучить к выполнению правил, а вот девочек… Потому издревле рисовальщиками становились только мужчины.
Альмер всегда знал, где можно что-то попридумывать, а где требовалось неукоснительное исполнение заданного. Хотя сегодня он и нарисовал дом для охраны в некоторой степени спонтанно, чего с ним никогда не случалось. Видимо, напиток средоточия слишком рано закончил действовать. Или что-то с ним не так – вон какой вкус показался странный. Обычно горчинка лишь украшала общий букет напитка, придавала пряности и остроты. В этот раз горечь показалась Альмеру слишком сильной. Вообще день какой-то неудачный: и напиток не такой, и радости от ожившей карты почти не получил, и прорыв рядом с домом именно сегодня произошел. С самого утра все шло не так, как обычно. И теперь нужно что-то сделать, что-то придумать, иначе его дочь сожгут вместе с ее миром.
Рисовальщик попытался представить себе, что будет, если карта Вей начнет жить за полями Агеллусии. Мост – самое слабое место. Это заранее спланированная брешь для прорыва. Это будет даже не прорыв, а постоянный наплыв нового мира, постоянное проникновение. Начнется с того, что эти… как их? Чершики начнут постепенно разрушать его имение. Он вынужден будет переехать жить ближе к Академии. Мир Вей потянется за ней, потому что Альмер, разумеется, возьмет дочь с собой. Монстры попрут в самое сердце Агеллусии, к Академии. Долго ли охранные бригады смогут их сдерживать? Да, чершики не станут убивать людей и рушить дома. Намеренно не станут, потому что безобидные. Но случайных жертв вряд ли получится избежать.
А самое критичное, что чужеродные монстры в центре мира создадут разрушающие условия для ткани карты. По краям, у полей латать отдельные прорехи проще, чем воссоздать заново середину. Значит, нельзя им переезжать к Академии. Нужно оставаться здесь. Значит, нужно убирать монстров Вей из этого мира. Пусть она загонит их обратно, в свой мир. А чтобы ее мир не тянулся за ней в Агеллусию, придется Вей отправить жить в него. Альмер понимал, что одну дочь там оставить не сможет. Ему придется уйти вместе с ней. И будут они жить там вдвоем до самой смерти…
