Он так увлекся своим занятием, что не заметил, как в комнату неизвестно откуда проник пучок яркого света, ослепительный, узкий и направленный, как луч прожектора. Он бил с такой силой, что Гарри свалился со стула, не понимая, что на самом деле случилось.
А дальше он неожиданно перенёсся в лето. Оно пахло цветами и пряными травами. В них пряталась луна, струился непередаваемый аромат ночных фиалок.
Над стеклянно неподвижной водой озера курился голубой туман. В нем купались девушки. Это берегини. Неподалеку были аккуратно сложены их лебединые крылья. Надо взять одну пару – берегиня взлететь не сможет. И пойдёт за тобой, как ниточка за иголкой. Он знает: если взять берегиню в жёны, весь род будет счастлив.
Но кто это впереди? Почему так пышет от него нестерпимым жаром? Это дракон. Он выжигает не только траву, но и всё вокруг. Он пришел позавтракать одной из берегинь. Он вселяет страх, который, в свою очередь, выжигает разум. Но нужно победить страх. И он, Гарри Поттер, идет с огнетушителем наперевес на битву с драконом…
Поттер очнулся не сразу. Не сразу понял, что с ним произошло. Но пугать кого-то как-то расхотелось. Его самого здорово напугали.
Последнее совещание
Они собрались вместе уже под утро. Бледные, с головной болью, со смутными воспоминаниями о празднике зимы, Хэллоуине. И с массой вопросов, на которые не было ответа.
Из всего кельтского сообщества только Люда не пережила ничего такого. Но её не было в то время, когда Матрица совершала свой обряд. Не было у нее и маскарадного костюма. Закономерность это или случайность?
Спорили долго.
— Наверное, мы неправильно вызывали духов, — сказала Матрица. — Вот они нам и отомстили.
— А я думаю, тут все не так, — не согласился с Машейи Вован. – Просто мы, пытаясь испугать других, оживили в себе то, чего сами больше всего боимся. Вот и появились всякие-разные монстры с крылышками. Мы сами их к жизни вызвали.
***
Всё это случилось три года назад. Теперь никакого Хэллоуина Вован и его компашка отмечать больше не собираются. И, кстати, другим не советуют.
А что касается кельтских верований, то от них единогласно было решено отказаться. Сложные слишком. И очень опасные. Лучше уж без всяких чужеземных обрядов. Спокойнее как-то.
…Белые облака, круглые, как караваи, неподвижно стояли в небе. Тихо текла Ижма, шелестела листва, полдень погружал весь этот идиллический пейзаж какого-то позапрошлого века в золотистую дымку. И в то же время казалось, что время налито до краев скрытой тревогой. Слабо растекался сырой, загнивающий воздух, в болоте начиналась какая-то возня – словно кто-то неведомый шлепал по грязи в галошах.
Внезапно над сухим руслом ручья, метрах в ста от взгорка, где находился Андрей, заклубился белый туман. Плотный и густой, он моментально поглотил всё и вся в округе. В том числе и стайку уток, которых Лукичёв до этого долго высматривал, надеясь подстрелить парочку.
«Вот досада-то!» – подумал он. И в ту же минуту туманное облако стремительно взмыло в небо, присоединяясь к геометрически правильной шеренге «караваев». Уток оно, казалось, забрало с собой, и, как хищник, не желало поделиться ни с кем своей добычей…
– Это был эпизод номер один, – говорит Андрей…
А вокруг – глухая тайга
Здесь никто не живет. Глухомань, какой поискать. Река Отмяга течет в гордом одиночестве. Принимая в свое лоно бурливые лесные ручьи, она постепенно раздается вширь, обрастает небольшими озерами-старицами, но совсем не мягчеет «характером». Наоборот, становится ещё более угрюмой. А когда паводок, несёт в неё такую грязноту, такой сор, что даже кони проваливаются по брюхо.
