Случилась такая забавная сцена в магазине «Ритм», в отделе грампластинок.
Торговали там тетушки преимущественно советской закалки, то есть в возрасте. А во второй половине восьмидесятых в ассортименте стали появляться пластинки русских рокеров, у которых не было заморочек и барьеров насчет наименования альбомов. Тут, тебе, понимаешь, не Микаэл Таривердиев и не Давид Тухманов.
Вижу на прилавке пластинку группы «Аукцыон» под очень фривольным названием. Говорю продавщице, которой лет за 50: «Покажите, пожалуйста, «Дупло».
Разошлись миром…
Сентиментальное писательское
Когда заканчиваешь книгу и сдаешь ее в продажу, она тебе больше не принадлежит. Она начинает жить своей жизнью.
Вот пока ты ее тискаешь – редактируешь, проводишь корректуру, холишь и лелеешь, она еще твоя, а когда поставил последнюю точку – всё, ушла. Не поправишь ни одной запятой, не изменишь глагол, не подкрасишь главной героине глазки. Затвердевший цемент.
Прощай, любимая…
Многие в этом смысле проводят аналогии с родным ребенком. Оно так и есть. До 18-летия дитяти ты за него отвечаешь – вытираешь сопли, проверяешь домашнее задание, даешь советы относительно противоположного пола, а потом – бац! – твой ребенок от тебя сваливает и уже волен выбирать свою жизнь сам.
Он, конечно, иногда будет заглядывать в гости – выпить чаю, поболтать о том, о сем. Но ты все равно уже бессилен.
Такие вот мысли возникают, когда берешь в руки созданную тобой книгу и перелистываешь страницы.
По телеку кажуть прикольную серию «Восьмидесятых», где папаши украли у Вани машинописную копию «Эммануэль», стали запираться в ванной, а потом ломанулись радовать своих жен (а год, по сюжету, 1987 максимум).
А я вспоминаю свою службу в армии. На втором халявном году службы я бил баклуши в офицерском клубе, где развлекал гражданских жителей гарнизона дискотеками и фильмами (к слову, старые киноаппараты типа «Ксенон» были жутко жаркими и громоздкими, а пленка рвалась каждый второй сеанс).
Раз в неделю начальник клуба майор Четвертков катался в Нижний Новгород за фильмами, привозил эти круглые металлические ящики с «новинками» (на тебе, боже, чего нам негоже). Привозил всякую советскую фигню, но во второй половине 1992-го случился перелом – поперли американские боевики и детективы. И вот однажды…
…он привез «Эммануэль» с Сильвией Кристель. Это была бомба!
Показ для гражданских – в выходные вечером, для служивых – в пятницу вечером и воскресенье днем. На вопросы сослуживцев «Чо седня будет в клубе?» – мы отвечали интригой. И вот первый показ…
На минутку: 1992 год, российская армия, которую пичкали патриотическими фильмам про войну, и вдруг…
…голая Сильвия Кристель.
Из любопытства спустился в зал. Половина спали. Вечер пятницы в клубе вообще замечательный был для нас способ вздремнуть. Даже сиськи не помогли. Чего греха таить, я и сам едва разлипал ресницы.
Как говорил лидер группы «Манго-манго», такая стояла погода, что лень даже думать о сексе.
Мамина и папина любовь – две большие разницы. Это еще старик Фромм описал.
У матери с ребенком – биология, они пуповиной были связаны, ребенок у нее внутри сидел, все соки выпивал, пинался, ворочался. Они на физическом уровне одно целое. И даже когда ребенок выбирается наружу и растет, мать по-прежнему чувствует эту связь. Поэтому любовью матери часто руководит страх за любимое дитя, ведь он же плоть от плоти ее. А страх, как известно, неважный советчик.
