Егор вышел на улицу. Он растерялся и не знал, что же теперь предпринять. Надо было что-то придумать.
– А ну брысь! – сердито закричал он ребятам, пристававшим к Барсу, и те испуганно замерли на месте. – За службу спасибо, – устыдившись своей резкости, сказал Егор, – только не ходите больше за мной.
Он медленно побрел по обочине улицы без цели, просто так, куда глаза глядят, а рядом с ним шел Барс. Четвероногому другу передалось настроение мальчика. Осторожно ступая, он то и дело сочувственно заглядывал Егору в глаза, стараясь угадать его намерения.
III
Егор так задумался, что столкнулся с мальчуганом, шедшим ему навстречу. Громкие рыдания мальчика сразу прервали его думы.
– Чего ты гудишь, как паровоз? Я же не сильно толкнул тебя, – сказал Егор, не терпевший плакс.
Но мальчик плакал навзрыд. Все его маленькое тело содрогалось от рыданий. Он тер кулаком глаза и, сам того не замечая, растирал грязь по щекам.
– В чем дело? – примирительно спросил Егор, поняв, что мальчик плачет не от толчка.
Но тот, уловив нотку сочувствия в его голосе, заплакал еще громче.
– Хлопец, а ревешь, как белуга!
– Белуги не ревут, они рыбы, а я деньги потерял, – наконец вымолвил мальчик.
– Искать надо, а не плакать.
– Я искал… а Степка подошел, услышал, что я потерял, и смеется. «Врешь ты все, говорит, сам истратил на конфеты и притворяешься! Вот пойду, говорит, и расскажу, что сам видел, как ты конфеты ел…»
– Ну и брат у тебя! – посочувствовал Егор.
– Он не брат – Степка Пханов, – невразумительно ответил мальчик.
– Ты вот что, орел, – сказал Егор, – плакать перестань, а расскажи толком.
– Я не орел, я Толя!
Всхлипывая и размазывая по лицу слезы, Толя рассказал, что он потерял последние деньги. Его, как сироту, из дома для эвакуированных ленинградских детей взяла тетя Глаша. Она очень хорошая, он у нее как сын родной. Вчера она купила ему ботинки на рынке, дорого заплатила, и у них до получки осталось только сто рублей. Тетя Глаша послала его с последней сторублевкой в магазин за продуктами. Он эту сторублевку потерял. А Степка еще врет…
– Так ты из Ленинграда! – радостно воскликнул Егор, чувствовавший себя очень одиноким в этом чужом городе.
– Из Ленинграда.
Егору было и радостно от встречи с земляком и жалко этого обиженного мальчугана. Хотелось помочь мальчику, но как? Он засунул руки в карманы, ощупал шелестящие бумажки… Мелочь! Эх, была бы у него тысяча рублей! Есть, правда, сотня в левом кармане гимнастерки, так это НЗ – неприкосновенный запас на случай беды.
– А если мы поищем еще? – предложил Егор.
– Нет-нет. Их Степка нашел и взял.
– Пойдем заставим его отдать, – сказал Егор.
– Что ты! Он сын Мустафы Пханова. Он знаешь какой! Он уже год, как бросил учиться в шестом классе. Он большой. Он хвастался Топсу, что у родного отца потихоньку тащит деньги из кармана. Если Степка нашел, то ни за что не сознается… А сам грозится: «Все узнают, как ты у Глафиры Николаевны деньги украл». А я их не крал… – Слезы снова покатились по щекам мальчика. – «Воров, говорит, учить надо. Не принесешь – отправят тебя в исправительный дом для малолетних преступников…»
Егор смотрел в огромные карие глаза мальчика, и столько было в них горя, незаслуженной обиды и беспомощности, что Егор мгновенно вынул из кармана деньги.
– Вот твои деньги, – сказал юный фронтовик и протянул свою последнюю сторублевку.
– Ну! – как вздох облегчения, вырвалось у мальчугана.
