Старлей ничего не ответил, подошел и крепко обнял Ивана. После этого оба присели на лавку у стены.
– Думаю, нормально! – все же ответил Стас.
Снова замолчав, засуетился, обхватив голову руками. Закрыл глаза и откинулся на стену.
– Воронцов хочет списать тебя, в тыл на легкую службу отправить, – вздохнул Иван.
– Нет, в тыл не пойдет! Только фрица бить, на Берлин!
– Вот и я о том же! Всегда мы с тобой вместе шли и ехали – и дальше надо, больше никак.
– Да я нормально уже себя чувствую, сон какой-то дурной приснился, вот я и дурканул.
– Нехило дурканул: тумбочка во дворе валяется. Окно разбито.
– Да, переборщил я с этим. Но… зато понимание всего пришло внезапно.
– Что вспомнил?
– Да все, что до медсанбата было. Только вчера не помню что было, и те дни, видимо, которые лежал без сознания.
– Это радует! А о вчерашнем расскажу как-нибудь позже.
– И… что сейчас?
– Сейчас к Гордеевичу идти надо, – ответил сурово Иван, – доказывать, что здравие твое в порядке, полном.
Только Иван хотел подняться с лавки и направиться в кабинет Воронцова, как тот уже открывал дверь со словами:
– О чем договорились, бойцы-однополчане?
– Да все в порядке, товарищ майор, я же сказал, что пройдет у него вся эта дурь! – поспешно ответил капитан.
– Может, и прошла, а может… и нет!
Наступило молчание. Белов виновато встал с лавки, подтянув к поясу штаны нательного белья.
– Как сам-то себя чувствуешь? – обратился к старшему лейтенанту Воронцов.
– Да хорошо себя чувствую, товарищ майор. Как зазвенело в ушах от разбившихся стекол окна, так и пришел в себя… в норму!
– Ну, пошли поговорим в моем кабинете, оценим ситуацию, посмотрим!
– А окно я сегодня же отремонтирую, обещаю!
– Будь любезен, исправь, а то ночью красноармейцы вспомнят тебя «хорошим» словом.
Главврач повернулся и вышел, оставив дверь приоткрытой, сказав сержанту, чтобы провел Белова в его кабинет.
В этот момент снова наступило молчание, Иван смотрел внимательно на Стаса, он же, в свою очередь, смотрел на Ивана. Старлей понимал, что его поведение было отвратительным и странным. Именно сейчас он был неимоверно зол на себя. Немного зол был и Иван, но понимал, что его лучший фронтовой друг не был подвластен контролю, и уж точно понимал, что ничего страшного не произошло. Эти действия не нанесли никому ущерба, а окно… да черт с ним, с этим окном, отремонтируем. Боевые раны легко не даются, бывает – отражаются и такими моментами. Ну, это даже не моменты, если вспомнить, что происходило в это неспокойное, непредсказуемое военное время.
– Товарищи офицеры, Архип Гордеевич вас уже, наверное, заждался, – послышался голос младшего сержанта.
Офицеры вышли в полутемный широкий коридор. Пройдя пятнадцать метров, остановились у кабинета Воронцова.
– Все, заходи и будь серьезней! – проговорил Иван.
Несколько минут разговора для капитана показались очень долгими. Он стоял, сжав кулаки, думая, что же произойдет дальше.
Капитан Киримов – спокойный человек, с отменной выдержкой, сейчас же был готов сорваться и закричать: «Ну о чем там столько времени можно разговаривать!»
Бежевая дверь чуть скрипнула и открылась.
Белов вышел из кабинета со словами:
– Сто грамм бы сейчас и поесть!
– А что, повод есть? – спросил капитан.
– Да, можно и так сказать. Пригоден! Под твою ответственность, к дальнейшей службе!
Иван выдохнул и улыбнулся:
– За это обязательно надо!
– Давай сначала окно поставим на место, а то мужики нехорошим словом вспомнят.
