Красноармейцы отбили очередное наступление немцев на этой высоте, не дав шанса им закрепиться.
Еще несколько минут пришлось поискать в лабиринте вырытых окопов командира тринадцатой армии.
– Прекратить стрельбу! – послышался громкий приказ.
И по всем сторонам окопов пошло громогласное «Ура-а-а-а-а!».
Капитан и старший лейтенант поспешили к человеку, который скомандовал о прекращении огня. Еще несколько десятков метров – и они стояли около полковника с биноклем, высматривавшего позиции врага.
– Бегуть, гады, – проговорил полковник. – Ничего, скоро в наступление пойдем!
– Товарищ полковник, разрешите обратиться! – начал Киримов.
Полковник неспешно отпустил бинокль и кинул взгляд на прибывших.
– Вы откуда здесь, бойцы? – спросил Кузьмин.
– Из Москвы с важным пакетом к вам! – ответил Киримов.
– Ясно! В деревню возвращайтесь. В крайней избе с резными ставнями ждите, скоро буду.
Неспешно возвращаясь по окопам к тому блиндажу, где Ермолина кричала по рации, разведчики перекинулись парой слов и скрылись в строении из бревен, засыпанном землей и лапником.
Через несколько минут Киримов вышел. Завел двигатель мотоцикла и повернул руль в сторону того крайнего дома.
Полковник Кузьмин вошел в дом, который занимал в деревне. Дом того храброго деда, лет пятидесяти пяти, который сразу же в начале войны взял оружие и ушел в партизаны, оставив записку: «Если понадобится моя хата для советских бойцов, безоговорочно предоставить им». Увидев капитана на диване, сбавил шаг, стал тише ставить ноги на пол.
Иван зашевелился и быстро встал:
– Здравия желаю, товарищ полковник! Не успел в окопе поздороваться!
– Здорово еси[2]! – ответил Кузьмин, подавая руку. – Спишь – и без охраны. Хотя нет… вон вижу, какие богатыри тебя охраняют, – показал на гобелен, который висел над кроватью.
Иван оглянулся. И увидел на стене вышитых на ткани трех богатырей на добрых конях, смело охраняющих границы своих земель. «Даже и не заметил», – подумал он.
– Извините, прилег немного, товарищ полковник.
– Перестань, капитан, знаю, что дорога нелегкая и дальняя у вас.
Кузьмин сел за стол, положив бинокль и планшет. Взяв со стола фляжку, рукавом гимнастерки вытер потное, грязное лицо и жадно попил.
– Ну, давай присаживайся и рассказывай! С чем пожаловал?
– С конвертом от генерала Рогожникова, – ответил Иван.
Послышался стук в дверь. На пороге показались Белов и Ермолина.
– Разрешите, товарищ полковник, – обратился Стас.
– Да-да, заходите, присаживайтесь! С вами в окопах уже познакомился. Как обещал, чаем угощу и не только!
Через несколько секунд в дверь без стука вошла женщина лет шестидесяти. Поздоровавшись, поставила на стол чугунок с картошкой и крынку молока.
– Спасибо большое, баба Маша, – проговорил полковник.
– Кушайте на здоровье, защитники наши, – ответила она.
Иван вскочил со стула:
– Баба Маша, родимая! Как вы здесь?
– Ох!.. Мой племянничек, Иван, живой, родимый! – заверещала женщина.
– Разрешите, мы выйдем, товарищ полковник, – обратился Иван.
– Да-да, идите! Поговорите, родственные души.
Пожилая женщина поспешила во двор, чтобы еще крепче обнять своего внучатого племянника. Она вздохнула, проронив слезу, присела на лавочку у порога. Киримов присел рядом, обнял ее, перекинулся несколькими фразами и, пообещав вечером зайти, поспешил в избу.
– Вот ваш пакет, товарищ полковник, – доставая конверт из сержантского планшета, сказал Иван.
