Сталин был раздражен, как видно из его хулиганской резолюции на докладе Меркулова, не только утверждениями о военном столкновении с Гитлером в ближайшие дни, но и тем, что «Красная капелла» неоднократно сообщала противоречивые данные о намерениях гитлеровского руководства и сроках начала войны. «Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к е… матери. Это не источник, а дезинформатор», – писал он 17 июня 1941 года. Сталина я здесь вовсе не оправдываю. Однако нужно смотреть правде в глаза. Не только двойник «Лицеист», но и ценные и проверенные агенты «Корсиканец» и «Старшина» сообщали весной 1941 года и вплоть до начала войны, в июне, о ложных сроках нападения, о выступлении немцев против СССР в зависимости от мирного соглашения с Англией и, наконец, в мае 1941 года «Старшина» передал сведения о том, что немецкое и румынское командование «озабочено концентрацией советских войск на юго-западном направлении, на Украине и возможностью советского превентивного удара по Германии и Румынии с целью захвата нефтепромыслов в случае германского вторжения на Британские острова».
Поэтому реакцию Сталина, по моему мнению, следует рассматривать не только как неверие в нападение Германии, но и как крайнее недовольство работой разведки. Во всяком случае, так я расценивал после разговора с Фитиным мнение «наверху» о нашей работе и, не скрою, был этим чрезвычайно удручен. Безусловно, нашей большой ошибкой было направлять «наверх» доклады разведки, не составив календарь спецсообщений. Сделано это было лишь после «нагоняя».
Впрочем, мы посылали руководству все важные сообщения, надеясь, что в Кремле, получая еще дополнительные данные от военных служб и Коминтерна, сделают соответствующие выводы и дадут нам указания.
Война – это что-то вроде водораздела. И тем не менее есть смысл обращаться к событиям 1941 года, чтобы понять: были ли сделаны выводы из этих уроков накануне серьезнейших испытаний, которые наша страна пережила в последующем – в пятидесятые – шестидесятые годы, в периоды ожесточенных локальных войн на Ближнем Востоке, грозивших перерасти в военное противостояние между СССР и США.
В 1988 году я принимал участие в работе научного семинара в штаб-квартире нашей внешней разведки в Ясенево. Довелось мне тогда освежить память по некоторым документам. Разведывательная информация о замыслах немецкого руководства и о рассмотрении вопроса о нападении на СССР начала поступать примерно с мая-июня 1940 года. Одновременно следует подчеркнуть, «наверху» и в НКВД ошибочно считали, что к войне мы худо-бедно, но готовы.
Есть ли объяснения тому, что происходило со стороны участников драмы в мае-июне 1941 года, кроме известной всем жесткой критики? Очень мало. До нас доходят лишь обрывки архивных документов и отдельные высказывания заинтересованных лиц: Микояна, Молотова и их сегодняшних яростных разоблачителей. Но ведь есть и другие обстоятельства, по которым стоит высказаться.
Июнь 1991 года. Помню, как по телевидению демонстрировали фильм о роли разведки перед началом Отечественной войны. Делались аналогии. Советский Союз накануне нападения гитлеровской Германии и Советский Союз накануне развала. В 1991 году угроза развала была очевидной, но руководство страны, и прежде всего Горбачев, который лично руководил силовыми ведомствами, ошибочно считали, что держат ситуацию под контролем. Они полагались и на безосновательные заключения и рекомендации по линии госбезопасности, что общественное мнение в целом поддерживает Горбачева и не существует реальной опасности отстранения его от власти.
