На восток нескончаемым потоком двигались немецкие войска. Сытые и хорошо обученные германские солдаты, победители Европы, шли покорять СССР. Они улыбались и часто шутили, выполняли приказы своих генералов и были уверены, что уже в этом году война закончится, и каждый получит кусок пирога, гектары жирного чернозема, денежную помощь от государства и рабов. А я и люди, которые, по воле судьбы, оказались со мной рядом, брели на запад. Мы стали военнопленными и, глядя на немецкие танки, бронетранспортеры, орудия, тысячи солдат и пролетающие в небе самолеты, многие искренне радовались и желали фашистам удачи.
Как же так? Как можно желать чего-то доброго врагу? Все просто. Наша колонна была не совсем обычной. Она состояла из тех бойцов, которых немцы вытащили из тюрьмы НКВД и перебежчиков. По мнению немцев, мы имели претензии к советской власти и могли быть полезны. Поэтому нас сразу отделили от красноармейцев, которые попали в плен после боя.
Куда и зачем нас гнали, никто не объяснял. Судя по направлению, идем на Смоленск, и каждый день к нам присоединялись новые группы военнопленных. Контингент соответствующий: мародеры, бандиты, трусы, бывшие кулаки, пострадавшие от репрессий и так далее. Народ беспокойный и чтобы мы не бузили, не устраивали драк и резни, над нами поставили старших. И одним из них стал тот самый приблатненный боец, который общался с немецким офицером. Звали его Владимир Петрович Лопухин, матерый уголовник по прозвищу Сайка, который успел отсидеть шесть лет на севере, вернулся на Родину, а тут война. Его мобилизовали и, получив оружие, он занялся воровством и был пойман. Для вора советская власть – вражеская, а немцы вроде как поближе, приподняли его и дали немного власти. После чего он сразу показал себя во всей красе. Сколотил небольшую банду, которая помогала ему контролировать остальных военнопленных, издевался над слабыми и лебезил перед конвоирами. Короче говоря, сука! Но меня он и его братки не трогали. В отличие от большинства военнопленных я успел повоевать и мог за себя постоять. Я сам себе на уме, ни с кем близко не сходился, разговаривал мало и ни во что не вмешивался.
Конечно, противно наблюдать, как Сайка унижал других людей, и не по себе от того, что кто-то откровенно радовался поражениям советской армии. Но я тоже не ангел. Командира убил? Да. Преступник? Да. И вокруг меня такие же люди. За каждым есть свой грех. И если со мной что-то случится, помощи ждать неоткуда. Я это прекрасно понимал и, прислушиваясь к разговорам других военнопленных, которые гадали о дальнейшей судьбе, думал о будущем.
Скорее всего, нас пригонят в полевой лагерь для военнопленных и начнут сортировать. Кто готов служить немцам на добровольных началах в трудовых подразделениях – в одну сторону. Кто готов стать полицаем – в другую. Кто отказывается – в общую массу к обычным военнопленным. Нас поставят перед выбором. И что должен делать я, Андрей Погиба? Самый простой вариант, согласиться на сотрудничество с немцами и при первом удобном случае сбежать. Может быть, прибиться к партизанам и продолжить борьбу. Однако что мне это даст? Буду воевать, рисковать своей жизнью и после войны, которая, как я хотел верить, закончится победой СССР, за мной снова придут ребята из НКВД. Опять меня возьмут под белы рученьки, а потом поставят к стенке. В общем-то, загадывать глупо, ибо шансов пережить войну немного. Но если выживу и не сменю фамилию, обязательно попаду под пресс.
