Адрес частной клиники дала мама, и она будто даже вздохнула с облегчением, когда ей позвонила, чтобы узнать точный адрес, и пожелав напоследок: “С Богом!”
Захожу в клинику и прямиком к регистратуре, где интересуюсь о пациенте по имени Михаил Востров Андреевич. Милая, улыбающаяся девушка охотно идёт мне на помощь, подсказав на каком этаже находится данный пациент.
Поднявшись на четвёртый этаж, подхожу на пост с дежурной медсестрой, которая, что-то усердно пишет в своих бумагах.
— Здравствуйте! Не подскажите, как мне пройти к Михаилу Вострову?
— А вы кто? — темноволосая девушка, отрываясь от бумаг, поднимает голову и смотрит недоуменными глазами.
— Я родственница, — откровенно вру.
— Раз родственница, то вы должны знать, что к нему никого не пускают, он на карантине, — с холодностью в голосе отвечает эта милая девушка.
— Ясно. Даже посмотреть нельзя, не контактируя?
— Можно, — оглядывает уже с большим интересом с ног до головы. — Но Андрей Константинович ничего не говорил о посторонних.
Я обращаю внимание на ее бейджик, чтобы обратиться к ней по имени:
— Надежда, я долго не буду, всего пять минут. Потом мне нужно поговорить с его лечащим врачом.
— Мне надо предупредить отца мальчика, — с подозрением косится и тянется за мобильным телефоном.
Осознав, всю катастрофу, что сейчас произойдёт, я останавливаю ее действия:
— Надежда, не нужно. Я бы не хотела, чтобы отец мальчика не знал о моем везите, — спешно начинаю рыться в сумочке. Вынимаю незаметно из кошелька сто евро и тихонько, незаметно от других глаз, подсовываю под бумаги, что лежат на столе. Надежда смотрит растерянно, а когда поднимает стопку бумаг и видит номинал купюры. У девушки брови ползут вверх от увиденного. — Под вашим присмотром я просто взгляну на мальчика, а потом поговорю с его врачом, хорошо? Это просто невинный визит, — растягиваю искусственную улыбку, пытаясь ее очаровать, но похоже сто евро лучше очаровывают, потому что Надежда уже откладывает в сторону мобильный и торопливо убирает купюру себе в карман медицинского халата.
— Хорошо, пройдемте со мной.
Следую за этой хрупкой девушкой по широкому коридору, а у самой сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, выбивая частый ритм. Я боюсь увидеть Мишу и в то же время мне это нужно, чтобы понять степень катастрофы.
Надежда подводит меня к палате, где есть огромное прозрачное окно. Я медленно подхожу к окну и заглядываю в просторную палату, где маленький мальчик сидит на кровати, а рядом с ним на стульчике сидит женщина в белом халате и с маской на лице, похоже читая ему книгу.
Прикрываю ладонь ко рту, чтобы ненароком издать писк, потому что мне невыносимо больно видеть совсем маленького, худенького, с бледной кожей, как стены палаты мальчика. На голове голубенькая шапочка, похоже скрывающая бритую голову.
Слезы непроизвольно стекают по щекам, прокладывая влажные дорожки. Невыносимо видеть его в таком состоянии, это очень тяжело. Мне даже трудно определить на кого он похож, но черты лица больше склоняются к Ларисе.
— Это вы его мама? — неожиданно произнесенный голос медсестры, выводит меня из шока.
Я отрицательно мотаю головой, не в силах произнести ни слова.
— Жаль. Он так ждет свою маму, — говорит с таким горьким сожалением.
Так больно за Мишу, что появляется жгучая злость на Ларису, что так безжалостно поступила, оставив такого маленького и беззащитного мальчика.
