Я потеряла ее пару дней назад. Ума не приложу, куда она запропастилась, а оказывается, вот, у него.
— С-спасибо, — забираю свои конспекты, но Мирон не собирается выпускать их из рук; держит крепко и смотрит лукаво на меня. — Отдай, пожалуйста.
Епифанов широко улыбается и разжимает пальцы, а я трясущимися руками запихиваю тетрадь в рюкзак. Так усердствую, что углы мнутся.
— Как ты узнал, что это моя тетрадь? — доходит до меня запоздало.
Мирон пожимает плечами и отвечает игриво:
— Я знаю всех симпатичных первокурсниц, — брякает и тут же одергивает себя, указывает пальцем на рюкзак, в котором скрылась тетрадка, — там написаны твои имя и фамилия, группа. Найти тебя несложно.
— Ну, я пойду тогда. Спасибо еще раз и пока, — тараторю и разворачиваюсь, чтобы позорно сбежать.
— Куда это ты собралась, Лебедева? — журит меня, легко хватает за руку и разворачивает к себе. — А как же благодарность?
— Чего ты хочешь? — спрашиваю дрожащим голосом.
— Свидание! — уверенно выпаливает он.
— Что? — опешиваю я и даже рот открываю от шока.
— Сходи со мной на свидание?...
— Вам обязательно нужно контролировать свой рацион — только здоровая и сбалансированная еда, дробное питание, частые приемы пищи. Ну и стандартно — избегать стрессов, гулять на свежем воздухе и радоваться жизни.
Врач видит мое состояние и поэтому говорит нарочито позитивно, а я не могу поверить в происходящее. Я беременна. Ношу в себе маленького. Как такое возможно?
— Доктор, скажите, почему так получилось? Мы с мужем… кхм… бывшим мужем не могли зачать ребенка целых восемь лет! И вдруг все получается неожиданно и, будем говорить откровенно, не вовремя.
Женщина снова улыбается, разводит руки в стороны и обводит кабинет:
— Знаете, Маргарита, сколько я повидала разного за свою многолетнюю практику? И волшебство, и трагедии. Я ознакомилась с результатами ваших более ранних анализов. Там действительно все чисто, ни одной причины для диагноза «бесплодие» нет. Поэтому объяснить вам, почему вы не забеременели, скажем, три года или три месяца назад, а случилось это сейчас — не могу. Разве что сослаться на Божий промысел.
— Божий промысел… — говорю в пустоту и снова смотрю на календарь.
Когда мы пошли с Мироном на наше первое свидание, выпал первый снег. Улицы мигом запорошило ледяной мукой, а мы ютились в маленькой кофейне, смотрели в панорамное окно на то, как город тонет в метели, как белая пелена застилает набережную, и говорили.
— Маргарита, вы слышите меня? — снова зовет меня врач.
— Да-да, простите, я стала очень рассеянной, — извиняюсь перед ней и стараюсь слушать как можно внимательнее.
— Я так понимаю, вы с мужем в разводе?
— Верно.
— Но рожать планируете?
— Планирую? — переспрашиваю и ойкаю. — Планирую. Да, простите, планирую.
— Тогда вот рекомендации, направление на анализы и в дневной стационар.
— Спасибо, — говорю я и иду на выход, неся в руках бумажку, на которой написано: «Беременность, срок 5 недель».
Аккуратно складываю листик и прячу его в сумочку. Бреду из женской консультации домой пешком. Прохожу через парк, пинаю ногами влажные желтые листья, сбившиеся в кучу вдоль тротуара.
Странная ты штука, судьба. Или правильнее сказать — сука? Даешь мне то, о чем не просила, а когда молила об этом, ты была глуха. Ну и зачем оно мне теперь? Кому так лучше? Ребенку, который будет расти в неполной семье? Мне, которая возьмется поднимать малыша в одиночку, или Мирону — свободному, красивому, богатому мужчине, которому ребенок может стать как кость в горле, лишнее обременение.
