- Боже, что за мысли, Настя? – шепчу и открываю дверь.
На часах почти четыре утра. А в крови такой адреналин, что я не буду способна на сон еще неделю.
Скинув одежду и, не потрудившись убрать ее в шкаф прихожей, я иду прямо по маленькому коридору в гостиную.
Будто по музею семейной жизни.
Везде он или мы. Память, память, память… Эти стены и есть память.
Сворачиваю перед диваном в нашу комнату, и поджилки трясутся. До чего же страшно.
***
Наскрести бы отваги немного.
Одолжить и занять до зарплаты.
Взять все это в кредиты и ссуды,
Положить под проценты у банка.
А потом, когда время придет,
Посмотрев в его лживые очи.
Пропитаться той силой, испить.
И рубить все мосты, что есть мочи.
5. Глава 5. Злость
Глаза останавливаются на тумбочке с той стороны, где сплю я. Там стоит наше старое фото. Мы сделали его на первом свидании. Кажется, что это было целую жизнь назад. Хотя, по сути, целая жизнь и прошла.
Разве могла я тогда предположить, что сначала обрету огромное счастье? Или что ему будет отведен определенный срок?
Вряд ли.
Бабушка постоянно говорила про соломку, которую можно было бы постелить, знай, где упадешь. Я бы хотела знать, обошлось, вероятно, без огромных ошибок и таких же размеров шишек на лбу.
Но я не знала. Даже не догадывалась.
Замечаю книжку сына, оставленную на моем туалетном столике, и именно она толкает вперед.
Именно она выплескивает наружу всю мою обиду, всю боль, которую он нанес мне. И сколько еще ее будет вылито на сына, который ни в чем не виновен, но страдать будет одинаково… Нет, даже больше.
Жгучие слезы размывают зрение, но это мне не мешает.
Я вытаскиваю чемоданы из-под кровати и подхожу к шкафу.
Рубашки, брюки. Футболки… Все это мелькает и застревает как занозы в глазах.
Хватаю вешалки и бросаю на пол.
Мне хочется все это разорвать. На куски порезать и оставить в чемоданах. Но я этого не делаю. Я не могу так обращаться с вещами, мамино воспитание.
Забираю свои вешалки, почему-то сейчас это казалось важным, показать их принадлежность, и бросаю вещи внутрь пластиковых емкостей. Все подряд. Все, что определяю как мужская одежда. Без разбора.
Следом вынимаю полки из комода с бельем, носками. Высыпаю содержимое туда же.
- Пропади все… К черту тебя, - запыхавшись, я продолжаю носиться по комнате.
То здесь, то там нахожу его безделушки. Выгребаю из ванной средства гигиены в пакет.
- Пусть все забирает.
Даже его именную кружку отправляю в чемодан.
С каждой собранной вещью я чувствую, что и от меня откалывается по куску.
То ли грязь отваливается, то ли душа в клочья разбитая сыплется на пол.
В шесть утра я уже тяну за собачку молнии и закрыв оба чемодана, ставлю их у стены в спальне. Там же я поставила пакеты с обувью и куртками. Все не влезло в две сумки. Плевать. Десять лет не так просто определить в пару чемоданов.
В шесть пятнадцать я ощутила глубокое опустошение и снова сорвалась в пропасть неверия.
Наворачивая круги по гостиной, я остановилась и села в угол дивана. Прижалась к спинке, подтянула к груди колени и закрыла глаза.
Усталость давала о себе знать, и боль стала ослабевать, уступая место слезам, которые будто убаюкивали. И в итоге я уснула, откинувшись головой на изгиб спинки.
Меня пробудило прикосновение. Мягкое. Нежное.
Его пальцы легли на щеку и прошлись до самой шеи.
- Почему ты спишь здесь, малыш? – тихий шепот вывел из состояния сна, и я открыла глаза, сталкиваясь с его голубым океаном фальши и предательства.
