Она права, – вставил Костолыб. – Я могу дать кое-что, чтобы выиграть время, но если копыто останется в движении, то может… шшшипт… сгнить.
Мозжок не сводил глаз с Блажки.
– Ты предлагаешь мне место в своем копыте?
– Я предлагаю тебе шанс заработать право на голосование. Если захочешь.
Кочевник стиснул зубы и прищурился, посмотрев в небо.
– Прежде чем ответишь, – сказала Блажка, – тебе нужно знать две вещи. Первая – что Отрадной еще нужно преодолеть сотни фарлонгов, чтобы процветать. И ложиться спать тебе чаще всего придется на голодный желудок.
Мозжок покачал головой.
– Мне не привыкать. А вторая что?
– От своих ездоков я многого требую.
– Хм-м-м. – Мозжок погладил седые бакенбарды. – Никогда еще я не получал приказов от женщины.
– Получал, я уверена, – сказала Блажка, затягивая напоследок подпругу своего седла. – Как минимум от той, что кричала тебе не останавливаться.
Лодырь простодушно рассмеялся.
Мозжок мешкал всего мгновение.
– Отлично.
Блажка отвела Колпака в сторону, пока Костолыб скрылся в своем жилище, чтобы найти лекарство.
– Я буду осторожна с этими двумя. Пока доберемся домой, узнаю все, что нужно.
Колпак посмотрел поверх ее головы.
– Будь начеку.
– Буду.
Уль-вундулас обжигало заходящее солнце. Спустившись с Амфор, Блажка повела Мозжка с Лодырем в быстром темпе, и их свины взметали пыль, пока не достигли реки Кавалеро – притока Гуадаль-кабира, – названной так потому, что по ней проходила восточная граница удела кастили. Вместо того чтобы перейти ее вброд, она остановила Щелкочеса и все спешились, позволив варварам напиться с берега. Когда Мозжок сел на корточки, чтобы зачерпнуть воды в рот, Блажка заметила топор, засунутый за пояс за его спиной. Оружие выглядело подозрительно похожим на метательные топоры, которые в копытах традиционно использовались для голосований против решений вождя. Ублюдки все свои топоры потеряли, когда разрушилось Горнило, и никто не спешил искать им замену.
– Говорят, он его поймал.
Блажка не слышала, как Лодырь подошел к ней, и чуть не вздрогнула от его внезапного, но спокойного заявления. Она обернулась и увидела, что ухмыляющийся кочевник стоит у нее прямо за правым плечом.
– Что поймал? – переспросила она.
– Топор, – ответил Лодырь, понизив голос до заговорщицкого шепота. – Пытался получить место вождя Сеятелей черепов и проиграл голосование. Мозжок встал перед пнем, чтобы получить приговор, но когда его вождь метнул топор, наш угрюмый друг что сделал? Да, поймал топор на лету. И вышел из Борозды с ним в руке, срезая с себя татуировки по пути.
Блажка недоверчиво посмотрела на него.
– Думаю, ты ему поверил и когда он рассказывал, что у него член больше кентаврового.
– Да он ни слова не сказал, – ответил Лодырь без всякого притворства. – Так и понимаешь, что история правдива – когда герой не хвастает сам.
– Это что, кочевничья мудрость?
– Мне нравится думать, что это предположение чистой интуиции.
– Опять красивые словечки, – сказала Блажка с притворным благоговением. Затем окинула его оценивающим взглядом, снова обратив внимание на отсутствие татуировок копыта и шрамов, как у всех изгоев. Все полуорки были крепко сложены, но в мускулистом теле Лодыря ощущалось что-то необычное. Он был слишком… изысканный. Как безголовая имперская статуя из тех, что сохранились на руинах Кальбарки. Когда все мелкие черты слились в четкий образ, Блажка с заметным презрением озвучила свою догадку:
