Полукровка со шрамами смотрела на нее, не отводя глаз.
– Мы пришли, чтобы стать ездоками.
Блажке потребовалось мгновение, чтобы осознать услышанное. Но даже осознав, она замешкалась.
– Вы хотите вступить в копыто?
Еще кивок.
– Хотим.
Блажка метнула острый взгляд на Меда, и ее гнев привел его в замешательство. Черт, да она сама не знала, почему так сердится. Она снова посмотрела на незнакомку.
– Как там тебя, говоришь?
– Дача, – ответила полукровка. Затем махнула рукой на навес. – Большую зовут Инкус, а малую…
– В копыте полукровок не может быть хиляков, – отрезала Блажка.
Дача натянуто улыбнулась.
– Выйди-ка, Аламра. Дай вождю получше тебя рассмотреть.
Стройная женщина плавно выскользнула из-под навеса. Как и Дача, она была в штанах и рубашке, только куда менее поношенных. Она опустила шарф, показав золотистые локоны, спадавшие чуть ниже ушей, – совсем не те черные волосы, что были у большинства жителей Востока. Она вышла, не поднимая подбородок, а когда оказалась прямо перед Блажкой – вскинула на нее ясные глаза. Медовая кожа Аламры была под стать волосам, только ее золотой оттенок отливал безупречным оливковым румянцем. И этот еле заметный тон говорил об орочьей крови, пусть ее было и мало: у девушки не виднелось и намека на нижние клыки. Если саму Блажку считали красивой и она по жизни удостаивалась похотливых взглядов мужчин, то существо перед ней вовсе не имело себе равных.
– Моя бабушка была хилячной, – сообщила она в ответ на подозрительный прищур Блажки скромным, но не кротким тоном.
– Это копыто полуорков, жердина, – ответила ей Блажка. – Мой тальвар весит больше тебя.
– Пусть эта возместит разницу, – сказала Дача и дала троекровной знак выступить вперед.
Из тени показалась кожа стального цвета, обтягивающая грубые мышцы и набухшие вены на неприкрытой коже рук трикратки. Поставить бы рядом с ней Овса – они были бы одного роста.
– И тебя зовут Инкус? – спросила Блажка.
– Да.
Голос, раздавшийся где-то в черной гриве, был звучным и низким.
– Она слабоумная? – спросила Блажка у Дачи.
– Нет, – ответила Инкус. – Но я глухая.
Блажка наградила ее шутку смешком и, раскаиваясь, подняла руку к лицу.
– Прекрасно. Прошу прощения, что была сукой.
– Она говорит правду, – сказала Дача. – Инкус не слышит, даже когда гремит гром.
У Блажки отвисла челюсть.
– Как глухая, нахрен? А как отвечает мне?
– По губам понимаю слова, – последовал гулкий ответ.
– Дуболом немой, вождь, – заметил Мед.
– Вот и веди себя, как он! – рявкнула Блажка. Затем посмотрела на троекровную. – Ты не можешь быть в копыте, если не слышишь.
Дача почесала макушку под коротко остриженными волосами.
– Насколько я понимаю, когда свины бегут, это очень громко. Стук копыт и все такое. Поэтому в копытах и используются жесты.
– От жестов мало толку, когда стоишь в дозоре на стене, – сказала Блажка. – Нужно слышать, если кто крикнет, что приближаются тяжаки или кентавры.
– Тогда надеюсь, вашему немому полукровке не придется поднимать этот крик, – парировала Дача.
Блажка ударила женщину кулаком по умному порезанному лицу, сбив ее с ног.
Она ожидала, что Инкус попытается отомстить, но трикратка стояла без движения. Аламра только опустила глаза. Дача приподнялась на локте и сплюнула кровью. Блажка походила перед ними, стиснув кулаки и негодуя от предвкушаемого неповиновения. Но когда никто не вызвался ей ответить, она крикнула через плечо Меду:
