– А, пустяки, – пренебрежительно скривился официант. – Джамаль отказывается мыть посуду. Мустафа хотел заставить меня, но я уже мыл посуду и больше не собираюсь этого делать.
– А в чем, собственно, проблема?
– Мужчине не пристало мыть посуду, его предназначение… не мыть эту проклятую посуду, – сверкнул глазами официант.
– Но ведь можно нанять кого-то, – предположил Чувак.
– Мустафа пытался. Нанимал женщин. Но от женщин одни неприятности. Братья сразу же начинают ссориться между собой.
– Какие братья? – не понял Чувак.
– Ну, мы все, – официант обвел руками зал. – Джамаль, Садык, Аминулла, Максуд, Селим…
– Я понял, это семейный бизнес, – поспешил с догадкой Чувак.
– Типа того, – подтвердил официант. – Плохо получается с этой проклятой посудой, а с женщинами еще хуже. От них исходит соблазн, и мужчина лишается ума…
– Мне кажется, что я могу вам помочь… – неуверенно начал Чувак. – У вас некому мыть посуду, а я как раз ищу работу… Если бы мы договорились…
– Мустафа! – Официант заорал так громко, что Чувак подпрыгнул на стуле.
В зал вбежал полный мужчина в такой же черной рубахе, как и у официанта. Между ним и официантом произошло бурное объяснение на арабском. Затем официант ушел, а Мустафа подсел за стол к Чуваку.
– Меня зовут Мустафа, я менеджер этого ресторана, – представился он, сверкнув восточным глазом. – Али сказал, что ты хочешь мыть посуду у нас?
Говорил он так чисто, словно был уроженцем Хьюстона или Чикаго. Во всем остальном Мустафа походил на своих соотечественников – смуглая кожа, шапка жестких черных волос, карие, глубоко посаженные глаза.
– Я хочу мыть посуду за деньги, – уточнил Чувак.
В Катарсисе надо стараться избегать неясности и недомолвок, это он уже усвоил.
– И какую плату ты потребуешь? – прищурил глаза Мустафа и стал похож на хищную птицу.
– Тридцать долларов в день, бесплатный обед и немного еды для моей собаки, – вырвалось у Чувака.
Мустафа щелкнул пальцами и предложил:
– Десять долларов и обед.
– Двадцать девять долларов, обед и немного еды для моей собаки.
– Пятнадцать долларов и обед!
– Двадцать восемь долларов, обед и немного еды для моей собаки.
– Послушай, так нельзя, – замахал руками Мустафа. – Ты торгуешься не по правилам. Я набавляю по пять долларов, и ты должен скидывать по пятерке. Тогда бы мы уже сошлись на двадцати!
– Двадцать пять! – уперся Чувак.
– Двадцать, и можешь не только есть до отвала, но и забирать еду для своей собаки. Это мое последнее слово.
– Мало, – скривился Чувак, хотя в глубине души был рад удаче.
– У тебя будет возможность подзаработать, – принялся соблазнять Мустафа. – Например, протрешь стекла на машине клиента и получишь пятерку. Чем плохо?
– Как я, сидя на кухне возле немытой посуды, узнаю, что на чьей-то машине надо протирать стекла?
– Я скажу ребятам, чтобы они звали тебя в таких случаях. Согласен?
– А у вас нет никаких факторов, которые могут неблагоприятно сказаться…
– Говори проще, – потребовал Мустафа. – В отличие от нашего красивого языка, английский не годится для длинных фраз.
– Ну, работать у вас не опасно? Вас не громят фанатики или, к примеру, посетители не пристают к мойщикам посуды, не хватают их за задницу?
– Ничего такого никогда не было! – В подтверждение своих слов Мустафа веско покачал головой. – У нас спокойно и тихо. Пока ты не начнешь воровать, твоя задница в полной безопасности. Хотя, одна особенность у нас есть – мы не пьем спиртного, поэтому сюда нельзя приходить пьяным или же с банкой пива в руках.
