Прохожусь мягкой расческой по волосам дочери и, таща за собой ноющую ногу, иду к двери.
— Батюшки! — восклицает бабушка, завидев нашу парочку. — Где тебя так угораздило?
— На работе, — отвечаю хмуро.
Алиска бежит к ней, переставляя пухлые ножки, и что-то лопочет.
— Ам! Ам! — говорит дочь, показывая на свой стульчик.
Бабуля подхватывает её на руки и сажает на него, предварительно поставив перед ней тарелку с кашей. Алиса у нас дама самостоятельная, ест исключительно сама, даже если в рот при этом ничего не попадает.
— Кофе не осталось? — спрашиваю.
Тоже сажусь и вытягиваю вперед больную ногу. Мне дали больничный на неделю. Администратор была не очень довольна, когда я озвучивала ей это по телефону. Людей и так не хватает. Сама я тоже недовольна. Потому что, выпав на неделю из привычного графика, мне будет тяжелее возвращаться в рабочее русло. А ещё учеба. Не знаю, как я буду ездить на пары. Всё пошло наперекосяк. Мне хочется добавить, что из-за Волкова. Но головой-то я понимаю, что, по крайней мере, здесь он совсем ни при чём.
Вчера еле отделалась от его друга. Он топтался со мной на улице до приезда такси. Попросил номер телефона и травил странные шуточки. Номер он не получил.
— Ба, машину надо забрать. Я оставила её около клуба. Или пусть там стоит?
— Если нужно, деда отправим. Ему как раз в город завтра нужно, — отвечает бабушка, протягивая мне чашку с кофе. — Ты в больнице была?
— Конечно.
— Что сказали?
— До свадьбы заживет. Ба, не переживай, — улыбаюсь ей.
— Кто бы сомневался. Надеюсь, я до твоей свадьбы тоже доживу, — ворчит моя самая любимая старушка.
С улицы раздается звук подъезжающей машины, и мы одновременно оборачиваемся к окну. Забор у нас не глухой, а просто сеткой, во дворе кое-где посажены кустарники, поэтому сразу видно, что автомобиль остановился около нашей калитки.
— Кого это принесло в такую рань? — говорит бабушка и, бросив полотенце на стол, спешит к выходу.
Мне почему-то становится страшно. Мы никого чужого не ждём. Гости у нас бывают крайне редко, и в основном это бабушкины подруги, живущие на соседних участках.
— Пойдём умоемся, — говорю дочери, подхватывая её на руки.
И прежде, чем успеваю скрыться с ней в ванной, слышу из прихожей голоса на повышенных тонах.
***
— Ты чего пожаловала-то, Галь? — разбираю сквозь шум льющейся воды недовольный бабушкин голос.
Сердце замирает, удивлëнно поворачиваю голову к неплотно прикрытой двери ванной. Алиска выкручивается из моих рук, уворачиваясь от воды. Перехватываю её удобнее и ставлю ногу на подставку около раковины, на которой я обычно сижу во время вечерних купаний дочери.
— Не вертись, — прошу тихо и прислушиваюсь к разговору за дверью.
— Мне нужно специальное приглашение, чтобы навестить родных мать и дочь? — говорит моя мать.
Я представляю, как при этом она выгнула свои идеальные после татуажа брови. Моя мама вообще очень красивая и ухоженная женщина. После того, как они с отцом развелись, он переехал в Питер и занялся бизнесом, о котором всегда мечтал. А мама занялась собой, забыв при этом о дочери. Мне тогда было тринадцать лет, вроде и взрослая уже — понимала, почему родители развелись, но долго не могла к этому привыкнуть. Я как-то вдруг стала никому не нужной: была у нас семья, ячейка общества, где я чувствовала себя комфортно, а потом вдруг у мамы появились другие интересы. Она почувствовала свободу после долгого брака и забыла о том, что мне тоже нужно было внимание в то время.
