В лесочке я отлично устроился. Было так тепло, что ставить палатку не имело смысла, я использовал ее просто как дополнительную подстилку под пенопластовый коврик. И здесь, глядя на часто падающие звезды – Персеиды! – я, наконец, смог начать спокойно обдумывать события дня сегодняшнего и заодно вспоминать рассказы моей бабули о Летоси. О Тане я пока не думал.
Я знал, конечно, о дочке, о Наташе, но искренне не знал о сыне, о Виталике. Наташеньку я даже видел несколько раз, встречая Таню – и вместе с Колей, и одну. Мы ни о чем таком не говорили – да и о чем тут скажешь?
– Можно подержать? – помнится, Колю спросил.
– Попробуй. Только как бы не заплакала, – он гордо вытащил дочку из коляски.
Девочка надулась, но плакать не стала: родители-то рядом. Непередаваемое ощущение было держать ее в руках. А Виталик… Я искренне забыл об этой своей ночи с Галей; забыл, как о ночи именно с ней – для меня это было лишь продолжением короткого мига обладания Танечкой. А так – Колина родня была от меня очень далека и географически, и социально: новости из этого круга не поступали совсем. Вспомнилось, как Галя, в соответствующий момент, хотела освободиться, говоря, что ей надо в ванную, что время неподходящее… но я удержал ее, я не мог себе позволить ее отпустить, и она, не слишком сильно сопротивляясь, смирилась.
На тоненькой ниточке болтается наша жизнь.
Кто и за какие несуществующие заслуги сделал мне такой щедрый подарок – двоих детей, – не потребовав ничего взамен и не связав абсолютно никакими обязательствами? Глупый, конечно, вопрос: ясно, что Господь – или судьба, если хотите, – это кто угодно, но только не расчетливый и педантичный бухгалтер, сверяющий меру содеянного тобой добра и зла по ведомостям и воздающий соответственно. А вот кто Он? Если какую профессию на Земле и напоминает Отец наш небесный, то это, я думаю, азартный крупье, главный интерес которого – раскрутить клиента сыграть по максимальной ставке и посмотреть, что будет. Наташин поступок, невиданное по дерзости нарушение сразу двух сакральных здесь традиций: об использовании невесты и об использовании Первой Красавицы – надо думать, наверху был замечен. Моя роль – второго плана, конечно, ведомый, – но ведь именно сюда падал максимальный риск (я как-то его тогда толком не осознал, правда), тоже заслуживала быть отмеченной – и со мной расплатились сразу, на месте. А с Наташей – и серьезнее – начинают расплачиваться сейчас. Впрочем, так ли? Такое ощущение, что мир давно уже под нее вертится: смело и без колебаний решает девушка, кому от кого рожать, и все прогибаются – и не сосчитать, скольких подруг уже пристроила, а сколько новых жизней вытолкнула в свет… Это тебе не замусоленные стодолларовые купюры, гораздо азартнее. Сейчас вот за тебя решит. Уже решила, ясно ведь все, чего темнить. Остается лишь себя убедить, что это не она за меня решила, а ты сам решил, а Наташа лишь, по настоящей дружбе, только помогает. Нетрудно. Не нужна здесь никакая точность самоотчета.
А Таня… Если признана она соучастницей, пусть пассивной, то достанется и ей серебряный динарий или по крайней мере медный грошик, а если числится она безвинной жертвой, то не получит Танечка ни-че-го.
Интересный это обряд – прощание с невестой: уникальный или нет? Надо бы поискать у этнографов, каковы тут сакральные смыслы да вытесняемые мотивы? С ходу ничего на ум не приходит. Бабуля же моя весь этот обычай трактовала во вполне материалистически-марксистском смысле:
