– Вот если совсем замухрышка замуж выходит – еле пристроили за дурня какого-то, ей найти хоть одного женишка-то, на замену, надо. А кого найдешь? Кто согласится, что о такой мечтал-вожделел? Ну дак тогда даже платить приходилось. Всегда парень отыщется, который за деньги хоть козу невестой признает. Для блезиру пройдутся пару раз по деревне, вот тебе и женишок: назначай ему замену! Тоже, ясно дело, замухрышку какую.
А если, наоборот, красивую да богатую замуж берут, у которой женихов-воздыхателей прорва, тут торг шел сурьезный, прямо большой политик. Она этих воздыхателей вызывает, а за себя им вот как назначает: ежели богатому, то девку победнее, без приданого: вдруг в душу парню западет-то? Вот мир одну из немощных своих да и пристроил. А бедному да красивому, парню видному, что все девки сохнут, – этому богатую да неказистую: веселись, дивчина! И на твоей улице праздник! Ну, такие-то пары обычно слаживались: любовь любовью, а хозяйство хозяйством, на страстях да охах пахать не будешь.
Здесь был вот какой момент, который бабуля не могла сформулировать так явственно, но с моим анализом вполне согласилась. Женихов своих невеста указывала сама, от себя, и, как всякая частная инициатива, она нуждалась в согласии сторон: торг здесь уместен. А вот невест на замену, пусть и по рекомендации выходящей замуж, выдавал как бы мир. И здесь торг абсолютно неуместен: против мира не попрешь и с ним не поторгуешься. Теоретически мир мог затребываемую замену и не выдать, если слишком уж не по себе берет, но такого, говорила моя бабуля, никогда не бывало.
Вот и сегодня не прошло… А меня, да, перед самой свадьбой Наташа спросила, заручилась согласием:
– Я тебя вызову сегодня. Не будешь спорить, что основания есть?
– Нет, конечно. Как спорить с очевидным? А кого…
– Увидишь. Не разочаруешься.
Дальше из бесед с бабулей:
– А если псевдоневеста за Летосью залетит?
Мне очень нравилась эта конструкция «залететь за Летосью», но у нас так не говорили раньше, бабка не поняла, переспросила.
– Забеременеет если, что тогда?
– Дак хорошо. Если девка беременеет и родит, то в порядке все у нее: бери, не бойся, неплодный пустоцвет не получишь. А детей таких родителям отписывали; то есть если девка и парень те поженятся, то им, ясное дело: привенчают. А коль нет, то девкиным мамке с папкой. Правда, если отец-то из богатых, а мамка из бедных, то иной раз и парня семью могли заставить: ваш приплод, принимайте. Принимали. А вот ежели баба замужняя бесплодна, так ее от этого за Летосью часто лечили, – бабка усмехнулась, – там доктора по этой части были знатные. Оттуда девкой-то никто не возвращался. Бывает, пигалица какая неразумная, чуть гнездышко оперяться стало, реку-то сдуру переедет, а там испужается, хочет назад: отпусти, мол, не надо, ошиблась я, Христом-богом прошу… да кто ж отпустит? А сильно орать будешь, на подмогу позовут.
– Что, вдвоем будут?
– Могут и вдвоем. Но чаще тут бабки помогали. Им за это тоже потом х… полагался. Вот ты меня давеча спрашивал, до какого возрасту старухи-то за Летось бегали, не хотела говорить. Сейчас скажу: а иногда и до семидесяти лет! Разденется догола и ходит, мир пугает: вдруг клюнет кто? И клевали порой, особливо если она выследит да и возле парочки какой соблазнительной пристроится: стоит жердина, издалека видно: кто заметит, бывает, не удержится, подойдет поближе-то поглазеть. Тут и старуха кстати: с ней-то кино лучше пойдет.
