Остановившись перед столом, за которым сидели Хобот, Фунт, Гвоздь и Зяма, он резко скомандовал:
– Всем встать! К стене!
Хобот и Фунт поднялись и встали вдоль одной стены, Зяма и Гвоздь – вдоль другой.
Надзиратель, наклонившись к Хоботу, прошипел злым полушепотом:
– Хобот, смотри у меня!
– О чем речь, начальник? – спокойно ответил авторитетный вор. – Все будет чин-чинарем!
Камера Хобота маленькая, поэтому, чтобы не толкаться задницами вместе с зэками и высокими гостями, надзирателям пришлось выйти в коридор. Первыми в камеру зашли охранники и настороженно осмотрелись. Затем в камеру вошел финн, англичанин и переводчица. Генерал и полпред – следом. Больше маленькая камера вместить народа не смогла – Угодин остался на пороге у распахнутой двери.
– Ну, вот, господа проверяющие, видите – у нас все по-честному. Чисто, опрятно, аккуратно! – начал нахваливать себя полковник, глядишь, и премию какую дадут. – Одним словом – жить можно!
Когда гости и охранники отвлеклись на Угодина, Хобот подал глазами знак сокамерникам – «пора».
Гвоздь и Фунт вскинули руки и прострелили головы Охранникам с помощью миниатюрных пистолетиков, переданных в камеру с «конем». Хобот подскочил к опешившему полпреду, зацепил его шею в локтевой захват и поднес к его горлу нож. Зяма сорвал чеку с гранаты и поднял её над головой, намереваясь кинуть:
– Лежать, суки легавые! Я дурак – всех подорву!
Угодин первым сообразил, что дело пахнет керосином и выскочил из проема камеры. Генерал бросился на Зяму в попытке отобрать гранату. Граната вывалилась из рук Зямы и зайчиком поскакала по полу. Генерал попытался её схватить, но у него ничего не вышло, тогда он просто выпнул её в коридор, где она и взорвалась.
***
От неожиданно раздавшегося взрыва, стены в комнате для допросов «дрогнули» так, что посыпалась пыль с потолка и упало несколько небольших кусков штукатурки.
– Что это? – испуганно дернулась Ольшанская, пряча в сумочку вскрытый Ключником пенал и манускрипт.
– Похоже, что-то взорвалось… – выдал свое предположение Зинчук.
Ольга вскочила на ноги и подбежала к двери.
– Откройте! – Стукнула она кулачком по металлическому полотну.
В ответ – тишина. Ольшанская развернулась к двери спиной и пустила в ход каблуки. Вышло немного громче, но ответа все-равно не последовало.
– Меня кто-нибудь слышит?! – закричала Ольга, продолжая долбиться в дверь.
Но ей никто не удосужился ответить. Сквозь двери слышен вой сирены.
– Да что же там такое? – недоумевала Ольшанская, заслышав тревожный вой сирены, огласивший территорию следственного изолятора.
– Походу, ничего хорошего, – невозмутимо произнес Зинчук, продолжая сидеть на своем месте.
Ольшанская возвратилась к столу и достала из сумочки сотовый телефон. Набрала номер, поднесла трубку к уху… Нет ответа. Набрала следующий номер – нет ответа. После третьего набора она в недоумении положила телефон на стол.
– Не отвечают, – ошарашено произнесла Ольшанская, – ни начальник тюрьмы, ни охрана… – Ольга уселась на стул и бросила на часы – 14:15.
***
На часах 15:36.
– Это просто невыносимо! – возмутилась Ольшанская. – О нас что, все забыли?
Неожиданно телефон Ольшанской зазвонил. Она взяла трубку.
– Ольшанская? Где тебя носит? – грозно спросил Дрот. – Мы уже извелись все…
– В смысле «где»? – Ольгу прорвало. – В СИЗО…
– В СИЗО? – голос Дрота неожиданно дрогнул.
– Представьте себе, товарищ полковник! – Ольшанская уже не сдерживалась. – Это что такое здесь происходит? Пятый час сижу с Зинчуком в допросной! Я не ела, не пила, да я в туалет, в конце концов, хочу! Что они там себе позволяют…
