Рецидивист. Век воли не видать - страница 26
– А ты, Хряк? – Прищурился Каин.
– Ну, навроде, как, тоже воры, – пожал плечами Хряк. – Только такие… – он пощелкал в воздухе пальцами, – с форсом!
– Эх, вы, неучи! – вздохнул вечный вор. – И для кого я только старался? Тута четкое понятие нужно: жиганами еще на царской каторге называли проигравшихся в пух игроков, босяков, оставшихся без гроша за душой. Позже это погонялово приклеилось просто за «горячими» бродягами. Жиганы – высшая каста, и этого у них не отнять. Не каждый бродяга мог называться жиганом, это нужно было заслужить. Но… – Каин сделал многозначительную паузу. – …жиганы и уркаганы – единое целое! Уркаган мог быть жиганом, и наоборот! А вот после революции начался бардак, наши братки, из тех, кто поумнее, смылись за рубеж с отступающими беляками. В основном отвалила высшая воровская масть: марвихеры, медвежатники, фармазонщики…
– А ты? Остался? – Хряк потихоньку начал оживать, подключаясь к разговору.
– А я как-то набегался в свое время по заграницам, да и интересно было: чего у красных получится? Но свято место пусто не бывает – в преступники полез разный сброд: от мелких разорившихся лавочников, до отставных царских офицеров, не пожелавших покинуть державу. Вот в основном из офицерья, имеющего боевой опыт, прошедших первую мировую и гражданскую, возникла каста новых жиганов…
– А почему опять жиганов? – не понял Жорка.
– Грабили они по-жигански, в борзую, с фарсом… Им нечего было терять. Работали красиво и жестоко! Прижали они на воле старорежимных авторитетов, сидельцев со стажем, урок… Житья ворам на воле не стало и мне досталось, хоть я и бессмертный! Вор, он ведь по натуре – одиночка. Пришлось немного суетнуться, чтобы воров объединить в один кулак. Ведь на кичах и в те времена – вор, как был в авторитете, так и оставался! А жиган рано или поздно, а все равно за колючку попадал – вот отсюда пошло первое правило нашего закона: держишь зону – держишь волю!
***
В кабинете начальника полиции вновь находился профессор Подорожников, теперь, в отличие от предыдущего раза, приглашённый Дротом.
На негромкий стук во входную дверь Константин Михайлович отреагировал привычным «Да!»
Дверь открылась и в кабинет вошла Ольшанская:
– Вызывали, товарищ полковник?
– Проходи, Ольшанская, – буркнул Дрот, – не стой – времени в обрез!
Ольшанская подошла к столу и присела на стул напротив Подорожникова.
– Здравствуйте, Вениамин Тимофеевич! – поздоровалась она с профессором.
Подорожников слегка привстал со стула и наклонил голову:
. И вам здравствовать, красавица! Хорошеете, прямо с каждым днем!
– Вы к нам какими судьбами? – улыбнулась старичку Ольга.
– Я пригласил Вениамина Тимофеевича для консультации… – Пришел на помощь профессору полковник.
– Я как увидел эти фото… Эти надписи на трупе… – возбуждённо затараторил Подорожников. – Это просто немыслимо! Это… это историческая сенсация!
– А если подробнее, Вениамин Тимофеевич, – попросила Ольшанская, сразу уловив, о чем идет речь, – для несведущих в истории. На каком языке сделана надпись?
– Ах, да, извините! – опомнился Подорожников. – Надпись – это самое интересное, и самое странное! Она выполнена на древнем диалекте мукри…
На каком, простите, диалекте? – переспросила Ольга.
– Мукри, или мохэ – народ, заселявший в раннем средневековье север Маньчжурии.
– Китай, что ли? – спросил Дрот.
– Не только Китай, – пустился в объяснения профессор. – Это, и современное Приморье, и Корея. Мохэ – предки чжурчженей и бохайцев. Относятся к тунгусо-маньчжурской языковой группе…