– Что скажешь, Леонид Ильич? – Ольшанская вопросительно взглянула на медэксперта.
– Ну… Что тут сказать? – развел руками Музыкантов, «отрываясь» от изучения трупа. – Вскрытие покажет… А так, навскидку, время смерти: примерно часа два-три после полудня… Ну, может, чуть-чуть попозже – экспертиза покажет.
Пока Музыкантов говорил, Ольшанская внимательно разглядывала мертвое тело. Её взгляд, то и дело, задерживался на уродливом ожоге круглой формы, похожим на большое тавро, каким клеймят на фермах лошадей и быков. Красные рубцы из обожженного мяса «складывались» в три свастики: одна – правосторонняя, большего размера в центре, и две левосторонних, поменьше, по краям. По «ободку» ожога шли переплетения каких-то иероглифов с рядом непонятных символов и знаков.
– Как думаете, Леонид Ильич, что это? – поинтересовалась она, указав на ожог.
– А чего тут думать? – неожиданно вмешался в разговор капитан Самойленко. – У какого-то нацика или скина чердак напрочь снесло, растак! Во, какую свастику до самой кости на грудине бедолаге выжег! «Любо-дорого» посмотреть, растак!
– Ну… – засомневался Музыкантов. – Я бы не делал столь скоропалительных выводов: свастика, знаете ли, знак древний, появившийся задолго до нацистов. К тому же, обратите внимание на эти иероглифы, имеющие явно восточное происхождение.
– Китайцы? – оценив закорючки, ткнул «пальцем в небо», капитан Самойленко.
– Нет. – Качнул головой Музыкантов. – Не корейские. И на японские тоже не похожи… Что-то общее, конечно, есть… Но версию о свихнувшихся скинхедах я бы серьезно не рассматривал.
Ольшанская, протянув руку указала на буквы, пробитые каким-то острым оттиском на лбу и щеках трупа:
– А что скажете об этих ранах на лице?
– Эти раны нанесены специальными игольчатыми оттисками, – ответил медэксперт. -
Каждый «штемпель» – отдельная буква…
– Да это мы, как раз, видим, растак. – Не удержался и съязвил капитан. – «ВОР» получается. Тут и слепой заметит!
Не обращая внимания на выходку Самойленко, Музыкантов продолжил:
– Подобным образом клеймили преступников на Руси до середины 19-го века…
– Очередной народный мститель? – выдал очередную версию капитан.
– Ну, это уж вам решать, господа следователи… – произнес Музыкантов, снимая с рук одноразовые перчатки. – А результаты экспертизы будут завтра.
– Спасибо, Леонид Ильич! – от души поблагодарила эксперта Ольшанская. – Жду.
Ольшанская и Самойленко отошли от трупа, позволив забрать окоченевшее тело санитарам.
– Ольга Васильевна, – произнес Самойленко, – с «хозяином» этой берлоги пообщаться не хочешь?
– Давай, попробуем…
Самойленко сделал знак участковому, что хочет пообщаться с «инвалидом». Младлей, схватив бомжа за шкирку, подтащил его поближе к следователям.
– Давай, рассказывай, растак: за что кончил этого бедолагу?! – Взял с места в карьер Самойленко.
Я? – испуганно выдавил Бомж.
– А кто? – делано удивился Самойленко. – Я, по-твоему, его зажмурил, растак?
Бомж испуганно попятился, но уткнулся спиной в участкового.
– Не рыпайся, Козодоев! – Толкнул бомжа в спину младлей.
– Гражданин начальник, да я в жизни и мухи не обидел! – затараторил перепуганный «ивалид», понимая, что ему «шьют дело». – Да, отсидел в свое время по глупости… Но чтобы так людёв уродовать… Упаси, Господь! – Он истово перекрестился дрожащей рукой.
– Где был днем? – продолжил допрос в том же темпе капитан.
– Дык, на работе… – Бомж непонимающе развел руками.
