Склон резко пошел в гору. Каждый шаг теперь приходилось делать выше прежнего, постоянно поднимаясь. Трава помельчала, изредка начали появляться крупные кусты зеленки, не такие, что росли на плоскогорье. Несмотря на то, что мешок легче не становился и идти было еще тяжелее, нежели раньше, Пашка сумел как-то свыкнуться с грузом. Привык к нему, перестал обращать на громоздкое неудобство внимание, хотя ноги все так же дрожали. Ровно шагая выверенными шажками, старался не думать о весе и о том, сколько предстоит еще вымахать. Он прекрасно помнил о том, что в жизни ему приходилось и потяжелее.
***
– До трех ты взял его на руки! – заорал Первый Сержант, – раз, два, три…
Это было упражнение «Невеста». И счет велся очень быстро. Сержант никогда не ждал, никогда не давал поблажек. Пашка онемевшими руками в который раз пытался поднять и удержать большого и нескладного Гаврилу. Тот по-настоящему жаждал удержаться на Пашкиных руках, он надрывался не меньше, чем Пашка, но тело отказывало от пройденных за день нагрузок. Всхлипывая и дрожа всем телом от напряжения, он попробовал вновь запрыгнуть товарищу на подставленные руки. Крупное тело в тяжелом шестнадцатикилограммовом бронежилете неудержимо тянуло вниз. Надрываясь до хруста во всех суставах, Пашка держал. Секунду, другую… и Гаврила снова начал сползать с рук. Еще секунда, еще одна невыносимая вечность, где рвутся сухожилия и голосовые связки… и конечно, Гаврила кулем валится на снег.
– Охуели, щенки! – в бешенстве орет Первый Сержант. К ним подбегает Второй, весело выдыхая морозный воздух красивыми облачками пара.
– Не держат? – интересуется у Первого.
– Не-а, – отвечает тот, злобно пиная Гаврилу берцем, – сдох, сучара, щенок гребаный.
– Эй! – кричит подбежавший, машет рукой перед лицом молодого, – - ты как, нормально? Следи за пальцем.
Дрожащий всем телом Гаврила безумным взглядом пытается уследить за указательным пальцем Сержанта, которым тот водит перед его лицом.
– Ну что, наигрался в спецназ? Не можешь больше, да? Переводишься?
– Никак не-ет, – блеет Гаврила, – я… могу.
– Тогда встать! – орет Второй, – догоняем своих товарищей. Если через пять минут вы не присоединитесь к своей группе, все у меня зае… тесь. Бего-ом! – он тянет Гаврилу за лямки бронежилета и кидает вперед. Тот опять падает, тяжело поднимается и бежит вперед, волоча ноги, словно они и не его собственные.
– Ты как, Пашков?
– Просто счастлив! – набирая воздух в горящие легкие, рявкает Пашка.
– Мужчина! – скалится Сержант, сверкая белками глаз.
– Рядовой Пашков! – орет в ответ Пашка.
– Поше-ол! – Первый бьет ногой Пашку в спину, в титановый панцирь, добавляя ускорения, и тот летит вслед за замученным Гаврилой. Голые, красные, как у рака руки судорожно сжимают покрывшийся инеем автомат.
– Вы, уебки, – Второй Сержант легко бежит рядом и наставляет, – вы не бегаете еще и трех часов. Неужели это все, на что вы способны? Почему так медленно бежим?! – грохает он, – устали, тяжело?
– Никак нет! – вразнобой орут рядовые Пашков и Гаврилов.
– С тыла тогда оба. Ползком – вперед… марш.
Пашка хлопается прямо в снег и ползет, извиваясь, в ослепительном снежном насте, сверху прикрытым жесткой коркой обледенелого снега. За это утро, а также за все предыдущие дни он уже бегал и ползал столько, что хватило бы, казалось, на пару десятков призывов обычных солдат. Здесь, сколько не бегай, сколько не вылезай из шкуры вон, все мало. Скоро душа вон вылетит, это точно. Колени и локти содраны до живого, ползти неимоверно тяжело и больно, но попробуй заикнуться о том, чтобы хотя б заменить упражнение на другое… Будет только хуже. Заикались одни такие уже…
