– С чего бы это? – размышлял я, цокая подковками по коридору.
В кабинете заведующего, который был явно не в себе, на диване сидел представительный, средних лет мужчина, в шляпе и с орденскими колодками (не иначе фронтовик), а рядом с ним молодая особа. В креп-жоржетовом платье с золотой брошью и редикюлем* крокодиловой кожи на коленях.
– На мое «здрасьте», пара величаво кивнула головой, а заведующий ткнул дрожащим пальцем в стоявший в центре стул, – присаживайся.
Я сел, ожидая, что будет дальше.
Пара молчала, оценивающе рассматривая меня, словно амебу* под микроскопом. В кабинете возникла пауза.
– Послушай, Лазарь, – откашлялся в кулак заведующий. – Как ты отнесешься к тому, чтобы стать сыном этих уважаемых людей (подобострастно взглянул на пару).
«Нафиг мне это надо» подумал я, но вслух сказал, – не знаю и пожал плечами. Сработала чекистская привычка.
– А ты знай, мальчик, – начальственно прогудел мужик в шляпе. – Мы бы могли стать тебе достойными родителями.
– Соглашайся, малыш, – поддержала его жена. – Вилен Петрович слов на ветер не бросает. А я буду тебе мамой (повлажнела глазами).
– Вилен Петрович крупный партийный руководитель, – присоединился к ним Котов. – И это для тебя честь. Вырастишь настоящим коммунистом.
– Не знаю, – снова сказал я, начав болтать ногами. А потом шмыгнул носом. – Подумать надо.
– Вот-вот, – с облегчением сказал заведующий. – Иди, Лазарь, думай. Можно? – покосился на гостей. Те молча кивнули.
Спустя час, когда чета уехала, меня снова доставили на беседу к Котову.
Тот нервно расхаживал по кабинету.
– Садись, – указал мне на диван, после чего сообщил следующее:
Вилен Петрович Волобуев был вторым секретарем Крымского обкома партии, а его жена – Элеонора Павловна, директором сети ресторанов. Чета имела благоустроенную квартиру в Симферополе и охотничий домик близ Фороса*, а вот с детьми возникла незадача. Таковых в наличии не было.
– Перед тобой открываются такие возможности, пацан! – убеждал меня Котов, вздымая вверх руки. – Будешь кататься как сыр в масле! Получишь достойное образование!
– А почему у него такое непонятное имя? – спросил я в промежутке, когда заведующий, устав ораторствовать, стал пить воду из графина.
– Вилен, – это Владимир Ильич Ленин, дурак! Аббревиатура! И, брякнув графин на тумбочку, утер рукавом губы.
– Мне б такое предложили, на коленях пополз, – плюхнулся он за стол, уставившись на меня просящим взглядом.
– Соглашайся, Лазарь. Иначе меня за твой отказ турнут. Ты же так и останешься сиротой. Всеми позабыт, позаброшен.
– Хи-хи-хи, – сжал коленями руки я, вспомнив, что такое говорил Попандопуло из Одессы. В фильме «Свадьба в Малиновке».
– Ты чего? – округлил Котов глаза. – Издеваешься?
– Будь по вашему, Василий Кузьмич, – поднялся я с дивана. – Когда собираться?
– Ну вот, молодца! – вылезя из-за стола, по слоновьи протопал ко мне заведующий и пожал руку. – Я в тебе не сомневался.
Потом вернулся назад, снял с рычага трубку и завертел диск. В ней запищало, а потом щелкнуло
– Он согласен! – вытянулся во фрунт*. – Слушаюсь, товарищ секретарь! Будет исполнено!
И колесо завертелось.
На следующее утро, после завтрака, аккуратно подстриженный и в новой форме, я, вместе с Котовым на его стареньком «Москвиче-Олимпия», прибыл в отдел ЗАГСа* Центрального района Симферополя, где нас уже ждали.
Предупредительная, бальзаковского возраста дама (насколько я понял, начальница), провела нас в свой личный кабинет, уставленный букетами цветов и шампанским, где потрепав Лаврентия по подбородку «какой хороший мальчик!», пригласила присесть. Тут же оформив на усыновленного свидетельство о рождении
