– Ну, так вот, – стал сдирать я с батончика серебряную фольгу.
– Репетиции идут – все хорошо, прогоны – отлично. Город с трепетом ждёт премьеры. В ее день – аншлаг зал полон. Первый акт, второй – все как на иголках. Финальная сцена.
Выходит Оруженосец Волобуева с мечом. А публика – то местечковая, своя, все легенды знает. Короче, мертвая тишина.
Оруженосец собирается с мыслями… сам трепещет… и, отчетливо артикулируя, произносит «Волобуев!..
В зале пятиминутная овация! Зал встает!! На сцену летят цветы!!!
Актер пафосно наслаждается своим триумфом, воздев вверх руки и кланяясь. А потом расслабляется (овация стихает), подмигивает главному персонажу и к куполу взлетает «Волобуев! Вот ваш х..!!».
Заведующий, отвалившись на изгиб скамейки, начал оглушительно ржать, с асфальта вспорхнула стая голубей, а девушка у тележки закричала «мальчик прекрати выражаться!»
– Ну, ты даешь! – утер Котов выступившие на глазах слезы. – Откуда такой взял? Впервые слышу.
– Так у меня ж одаренность, – метнул я в урну палочку от честно заработанного эскимо, и мы опять засмеялись
– Забавный анекдот, надо будет рассказать на педсовете в районо*, – сказал заведующий, после чего взглянул на наручные часы и встал со скамейки. – Поехали.
По дороге я рассматривал красивый город в зелени и цветах, думая, что Котов в общем – то неплохой мужик, хотя и чиновник.
Не ворует, как многие такие же в будущей России, и по мере сил воспитывает новых ударников труда, свято веря в коммунистические идеи.
Потом были экзамены за истекший год, которые Волобуев успешно сдал, а спустя три дня пятикласснику выписали вещевой аттестат, и я собрал подаренный интернатом фибровый чемоданчик. Несколько пар хлопчатобумажных носков, новых маек с трусами, а также другую хурду*, полагающуюся сиротам, уходящим в большую жизнь пролетарского государства.
Когда простившись с педагогами, давшими выпускнику обязательное напутствие, я пожимал руки своим приятелям, к нам подошла Таня (она здорово похорошела) и отозвала меня в сторону
– Слушай, Никита, а давай снова дружить и переписываться, – хитро блестя глазами, сказала она, сунув мне в руку краснобокую мельбу*.
– А как же Сашка Петровский? – понюхал я душистое яблоко.
– Фи, – сморщила носик Таня, взмахнув пушистыми ресницами – У него только бабушка-революционерка. А у тебя такой папа!
– Вот она, настоящая дочь Евы, – подбросил я в руке библейский плод, совративший первого человека.
Но в ответ сказал, – хорошо. Я подумаю.
Чуть позже мы с заведующим спустились вниз по гулкому маршу лестницы во двор, где на плацу у клумбы уже стояла черная «Волга» с серебристым оленем на капоте, а рядом скучал водитель, в белой рубашке при галстуке.
– Ну, прощай Никита, не забывай нас,– протянул мне ладонь Котов, и я шлепнул в нее свою. С чувством легкой грусти.
Когда сел в машину с тихо урчащим мотором, оглянулся назад.
В окнах второго этажа корпуса, за стеклами, белели лица ребят.
Потом автомобиль тронулся, они превратились в пятна, и мы выехали со двора в город. К новой жизни.
– Бывайте кореша, – сентиментально всхлипнул внутри моряк.
Остальные части души молчали. Наверное, тоже переживали.
Глава 5. В номенклатурной среде
Шел четвертый год, как я жил с вновь обретенными родителями.
Страной правил очередной Генсек Леонид Ильич Брежнев, она под его чутким руководством шла семимильными шагами к коммунизму, пела, бухала и штурмовала Космос.
