И он опять быстро пошел вперед, а за ним побежал трусцой маленький товарищ. Андрей Иванович несколько секунд стоял на месте, ошеломленный тем, что странник ответил ему в рифму. Он было двинулся вдогонку, но я остановил его за руку.
– Что это вам неймется, право! – сказал я с досадой.
– А вам хороших товарищей жалко? – сказал он язвительно… – Не беспокойтесь, пожалуйста. Сами далеко не уйдут…
И действительно, за последними избами на дороге зачернела фигура. Это был Иван Иванович, но один…
Он стоял посередине дороги, тяжело дышал и кашлял, держась за грудь.
– Что с вами? – спросил я с участием.
– Ох-хо! Смерть моя… Ушел… Геннадий-то… Не велит вместе идти… Велит с вами. Не поспеваю за ним.
– Сделайте одолжение. А дорогу вы знаете?
– Дорога пока большая. Да он где-нибудь догонит…
Мы пошли в темноту… Назади тявкнула собака; оглянувшись, я увидел в темноте два-три огня деревни, которая скоро скрылась из виду.
IV
Ночь была беззвездная, тихая. Горизонт еще выделялся где-то неясной чертой, блуждающей под облаками, но ниже клубилась лишь густая мгла, бесконечная, неопределенная, без форм и очертаний…
Мы довольно долго шли молча. Странник то и дело робко вздыхал и старался подавить кашель.
– Автономова-то не видно… – говорил он по временам и беспомощно вглядывался в темную ночь.
– Мы-то его не видим… Он нас видит, небось, – сказал Андрей Иванович зловеще и значительно.
Дорога казалась какой-то смутной полоской, точно мост, кинутый через пропасть… Все кругом было черно и смутно. Была или нет светлая полоска на горизонте? Теперь от нее нет и следов. Неужели так еще недавно мы были в шумной избе, среди смеха и говора?.. Будет ли конец этой ночи, этому полю? Подвинулись мы вперед, или это только дорога уходит у нас из-под ног, точно бесконечная лента, а мы все толчемся на месте в этом заколдованном клочке темноты? И невольная робкая радость зарождалась в душе, когда впереди начинал вдруг тихо журчать невидимый ручей, когда это журчание усиливалось и потом замирало сзади, за нами, или ветер, внезапно поднявшись, шевелил чуть заметные кусты ивняка в стороне от дороги и потом опадал, указывая, что мы их миновали…
– Ну и ночка выдалась, – сказал Андрей Иванович, против своего обыкновения, тихо. – Дурак и тот, кого в этакие ночи нелегкая носит по дорогам. И чего, спрашивается, нужно нам? Поработал день, отдохнул, чаю попил, богу помолился, – спать. Нет, не нравится, вишь… давай по дорогам шататься. Это нам благоприятнее. Ноне, вот уж полночи, а мы и лба не перекрестили. Молельщики!..
Я не ответил. В голове Андрея Ивановича, очевидно, продолжали тянуться покаянные мысли.
– Мало нас бабы учут, – сказал он мрачно… – Не живется нам дома. А чего бы, кажись, и надо…
– А что, Автономова-то не видно? – раздался опять тоскливый голос маленького странника.
– Нет, не видать, – буркнул Андрей Иванович.
– Беда моя, – сказал странник в глубокой тоске. – Бросил меня мой покровитель.
В его голосе было столько отчаяния, что мы оба невольно стали глядеть вперед, стараясь разыскать потерянного Автономова. Вдруг, довольно далеко в стороне, что-то стукнуло, – точно доска на дырявом мостике под чьей-то ногой.
– Там он! – сказал Андрей Иванович. – Влево пошел.
– Надо полагать, дорога повернула.
Действительно, невдалеке дорога раздвоилась. Мы тоже пошли влево. Иван Иванович вздохнул с облегчением.
– Да что ты сокрушаешься? – спросил Андрей Иванович. – Что он тебе, брат, что ли? Вот невидаль, с позволения сказать.
