– Бабушка в гробу перевернется, если мы побираться начнем!
– Там и бренды есть. «Пума».
– Тебе самому в школе не стыдно будет?
– За «Пуму»? – Удивился сын.
– «Авито» лучше погляди. Ничего не пишут?
– Глядел. Глухо.
В январе Алена дала ему задание разместить объявление про коз. По цене судили долго. Пашка уговаривал поставить повыше: авось найдется какой дурень. Она послушалась, и зря: пока ждали ответа, сенник опустел. Теперь, если цену не скинуть, то на корм занимать придется. А у кого брать? Машка Парамонова не даст: дочку в университет готовит, да и три тыщи Алена с начала года ей так и не отдала. Прилуцкие, может быть, не откажут, но у них с отдачей строже, чем в банке, еще и проценты заплатишь. Упущенная выгода, могли бы деньги на вкладе держать – так Надька ей объясняла.
За окном смеркалось. Двойняшки в одинаковых китайских комбинезончиках, из которых вырастут не сегодня-завтра, возились в рыхлом сером снегу на дворе. Алена высунулась в форточку:
– Вов! Алис!
Дети дружно задрали головы.
– Домой дуйте! Синие уже оба!
Она пошла к печи подложить дров, потом вернулась на диван и снова уставилась в экран с рябью, где уже появилось крупным планом лицо красивого актера, игравшего Григория Мелехова. Только из-за него глядела она сериал «Тихий Дон» во второй раз. На другом канале шел футбол, который теперь, когда Юрка пропал, Алена не могла смотреть без слез, хотя и при Юрке-то, надо сказать, не любила.
Он, конечно, сам разбаловал Златку: то шоколада с города привезет, то заграничных цукатов. Это в его детстве магазинных сластей в селении не водилось: ребятня мед ела, да еще старухи лепили конфеты из тли. Молодежь морщится, но не зря и муравьи тлю доят, и пчелы молочко тлиное вместе с нектаром для меда своего собирают. И сладенько, и сытно, и, главное что, никакой химии.
– Дай шоколадку!
– Откуда я тебе ее возьму?!
– Я в сундуке видела! – Злата с вызовом глядела в лицо Святовиту, на котором после недавней ночной стычки с пьяницей выделялся нос, распухший и синий, как спелая слива.
– Пока уху не съешь, не будет шоколада.
– Не хочу уху!
С притворно грозным видом Святовит занес кулак:
– Ешь!
– Не буду!
Он двинул кулаком по столу и случайно задел и отправил на пол миску с ухой. Спасибо, не на штаны!
Девочка прыснула со смеху. Любава, которая до сих пор с улыбкой наблюдала за ссорой, поспешила на кухню, неся перед собой беременный живот.
– Как придет в следующий раз отец Власий, отдам тебя ему! Пусть пьяницы разносолами тебя потчуют! Хочешь с пьяницами жить?
Любава с тряпкой и тазом полезла под стол. Старейшина, чтоб не мешать ей, подобрал ноги под скамью. Злата продолжала смеяться:
– Хочу!
– Вот и пойдешь. А мамка твоя, заместо тебя, нам мальца родит. Глядишь, не такой нехочуха будет.
Время шло. Любава не вылезала. Святовит, кряхтя, нагнулся под стол:
– Что ты там возишься?
Любава, стоявшая на коленях в полумраке, сама не могла разобраться, что происходит. Несколько раз она выжала тряпку в таз, но лужа вокруг нее только росла. Юбка насквозь промокла.
Следом за мужем вниз свесилась Умила и сразу всё поняла:
– Воды отошли!
Вдвоем они забрались под стол, подняли под руки и отвели к семейной кровати роженицу, которая норовила провалиться в обморок. Сын Богуслав молча закончил есть и пошел растапливать баню.
Святовит дождался, когда пройдут первые схватки, принес валенки из сеней и напялил их на выставленные с постели ноги Любавы.
