– Вино пьем, а не это пойло злосмрадное! И по рюмочке только, на двунадесятые праздники, – подозрительно быстро поправился он.
– Всё кагор, небось?
– И кагор, и порто, и мадеру. Сам я, правда, больше малагу почитаю.
– Господи помилуй, я про такие и не слыхал! Небось, ваше небесное что-то?
– Не слыхал, потому что в магазине на ценники дороже ста рублей не смотришь!
Маленький гость спрыгнул с журнального столика на пол и на глазах стал расти в размере. Когда он достиг человеческого роста, священник смог лучше рассмотреть его. На вид ангелок был не то, чтобы стар, но и не мальчик. Полтинник с небольшим Власий дал бы ему по земным меркам. Жгуче-черные глаза блестели на его некогда красивом, а теперь только лишь благородном лице, как пара итальянских олив, которые Власию случалось едать в прежней своей женатой жизни на праздниках у тестя с тещей, запивая каждую, к их молчаливому неодобрению, целою с горочкой рюмкой водки.
– Не для того явился я, чтоб напитки хмельные с тобой обсуждать!
– А для чего? Небось, весть какую принес?
– Принес, – чрезмерно важным тоном подтвердил ангел. – Передать было велено, что, коли пьянствовать не прекратишь, доведет тебя твой грех до позора, а приход твой – до гибели лютой. Вместе с Малыми Удами и другие деревеньки бесчисленные с лица земли сгинут, и сам град Псков, древний и славный.
– А следом и твердь земная на две половины ако яичная скорлупа расколется, – с надменной усмешкой подхватил Власий. Бедность свою он считал богоугодной, втайне гордился ею и связывал с чистотой души, но слова про недорогие ценники в магазине всё же немного задели его, тем более что кагор, если брать божеский, уже давно стоил под двести.
– Коль ты не внемлешь, Всевышний мне велел доставить тебя к Нему для личной аудиенции, – небожитель старался выговаривать слова четко, но язык у него заплетался: видно, во время купания он успел как следует хлебнуть браги.
– Ну полетели, послушаем. Мне и самому есть, что рассказать Ему. Дай допью только, – священник потянулся к кружке, но не успел взять ее, как ангел крепко схватил его за локоть и потащил к окну. Распахнув свободной рукой фрамугу, он больно ударил своего пленника шпингалетом по лбу.
На дворе ангел на куриный манер отряхнул мокрые крылья, несколько раз взмахнул ими, и вместе с Власием оторвался от земли.
Внизу под ногами у них проплыли колодец, шиферный прямоугольник сарая, овин. Из-за деревенских крыш показалась серая река. Старую осину на краю картофельной посадки Ерофеевны пассажир увидел первым, успел вскрикнуть, но было поздно.
От гибели святого отца спас толстый сук, за который он, Божьей милостью, зацепился своею рясой не по размеру, и так остался висеть, свесив бледные ноги над пропастью. Возчик запутался крыльями в глубине кроны, возился там, сотрясая ветви, и пытался выбраться.
– Как ты, друже? – С искренним сочувствием спросил Власий.
Ангел ответил матерно.
Священник решил про себя, что небесная братия не оставит в беде своего, и стал оглядываться и раздумывать, как самому выбраться из положения. Над собой Власий заметил ветку, с виду попрочней остальных, и протянул к ней руки. Это было ошибкой. От неосторожного движения тело выскользнуло из широкого одеяния. В одном исподнем он полетел вниз, зажмурив глаза от ужаса.
Удар сотряс в его теле все косточки до последней. С закрытыми глазами он осторожно пошарил рукой вокруг и подивился тому, что нащупал пальцами не траву, а доски пола.
