Андрей Евстафьев с сигаретой в зубах сидел на корточках под ивой на берегу. При виде зятя он вяло махнул ему рукой. Серебристые листья над его головой мелко дрожали от холодного речного ветра.
– В город в полицию, наверное, позвонить надо? – Геннадий нащупал мобильник в кармане разгрузки.
– Позвонил уже, – навстречу выступил Борис Прилуцкий в оранжевой ветровке.
Вот тебе и ладан. Геннадий сунул телефон обратно в карман и отвернулся к реке, чтоб не глядеть на белого мертвеца. На волнах играли янтарные блики.
Старушки в своем кругу обсуждали чрезвычайное происшествие:
– Уголовник, небось.
– Убийца?
– Или насильник…
– Може, беглый. Вчера вон по телевизору в новостях показывали… – Катерина Ивановна не договорила и обернулась к низкому травянистому спуску.
Со стороны церкви к Великой шагал батюшка Власий. Из запоя он так и не вышел, что прихожане поняли еще издали по его походке. Медленно и с великим трудом он спустился к берегу и обвел люд осоловелым взором:
– Откуда приплыл?!
Сначала вопроса не поняли. Потом Геннадий указал в направлении против течения.
– Ты, ловец человеков, ступай домой! А мертвые пусть сами хоронят своих мертвецов, как в Писании сказано! – Молвил святой отец с гонором, какой, бывало, просыпался в нем во хмелю и ткнул перстом Геннадию в грудь. Тот отступил на шаг.
Ногой в летней туфле отец Власий попытался столкнуть утопленника вместе с сетью в реку, но не рассчитал сил, споткнулся о труп, и сам оказался в воде.
Купание не отрезвило его, но даже напротив. Когда Геннадий с Прилуцким вытащили священника на берег, тот с трудом поднялся на ноги, заново обнаружил покойника и тихонько затянул «вечную память».
За этим занятием его и застали двое оперуполномоченных Псковского уголовного розыска, которые показались на травянистом пригорке. Во блаже-е-нном успе-е-нии вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу твоему и сотвори ему ве-ечную па-амять… Власий заметил чужаков, отошел к кустам на берегу и замолчал. Его сильно качало. С черной рясы, облепившей тело, капала речная вода.
На священника посмотрел с удивлением, но ничего не сказал лысый майор, который в январе приезжал в Малые Уды искать Юрку Семенова. Тут же был и его напарник, молодой лейтенант с бородкой. Вместе они наклонились над трупом в сети и перевернули его на спину.
– Шкарин, – тихо сказал молодой.
Майор кивнул:
– Похож.
Лицо покойника как вуаль покрывала рыбацкая сеть, стальные глаза незряче глядели в вечернее небо над рекой. Майор не потрудился опустить мертвые веки, просунул руку под сеть и провел пальцами по начавшим высыхать волосам.
– Что там, Артем Игоревич? – Спросил молодой.
– Рана. Тупой предмет.
Со стороны деревни донесся красивый звонкий крик петуха и словно послужил сигналом для Андрея Евстафьева, который покинул свое убежище под ивой и направился к полицейским. Только теперь Геннадий понял, что шурин пьян.
– Из Ящеров принесло его. Там они людей скармливают хищным ящерицам. Зато и деревня так называются.
– Каким еще ящерицам? – Лысый о́пер разогнул колени и уставился на Евстафьева.
– Черным. Вот таким, – чтобы показать длину, Андрей рубанул ладонью себе по плечу.
В разговор шумно влезла Мария:
– Коли скармливают, что ж этот целехонький?!
– Може, сбежал, или еще что, – Андрей возбужденно дышал сивухой на оперов. – Тесть мой видел их: съездите, спросите. Он в монастыре живет! Дионисийская обитель!
