Торговля и производство стали международными, и компания закупила несколько многотоннажных судов, в конце концов превратившихся в собственное пароходство. Но пока два огромных восьмиэтажных пакгауза визуально олицетворяли для Курта могущество семейного бизнеса. Знакомство, как он полагал, со всем остальным у него впереди.
Побродив возле зданий, словно выросших из вод реки и каналов, он уезжал в район Штайнвердер, район доков и верфей, пересекая Эльбу по подземному туннелю «Санкт-Паули». Огромный лифт опускал всех, кому нужно было добраться в этот район, к самой трубе туннеля, и уже через полчаса Курт, поколесив среди грохочущих кранов, разгружающих бесконечные грузы у пирсов, среди раскинувшихся на сотни метров зданий верфей, находил на берегу Эльбы среди кустов и деревьев тихое место, где почти никто не бывал. Подолгу лежал в траве или, если попадались маленькие пристани с весельными лодками, садился в одну из них и тогда лишь позволял себе вспоминать.
Перед ним проплывали лица покинутых им друзей, он беседовал с ними, рассказывал, что приключилось с ним, оказавшимся в совсем другом мире, приглашал их в этот мир, мечтал поделиться тем, что теперь стало его обычной жизнью и что являлось совершенно недоступной, невероятной жизнью для них.
Ему представлялось, что каким-то чудом рядом с ним окажутся родители Ивана, Семен с Алевтиной, и он поведет их в ресторан на набережную озера Альстер, где официанты во фраках принесут им селедку Матьес, которую маринуют по пять дней в бочках. Об этом ему рассказала Элизабет. Она всегда, заказывая новое блюдо в тех ресторанах, которые они посещали, подробно рассказывала ему о том, что за кушанье подавали на стол. Да, или вот еще супом из угря он бы их угостил. Это, ему казалось, должно понравиться Алевтине. А может, потому эти рыбные блюда приходили ему на ум, что, отпробовав их, Алевтина могла бы сохранить свое достоинство и сказать:
– А наша-то ушица понаваристей будет, – и для пущей уверенности подпихнет локтем мужа, а тот крякнет и опрокинет стопку русской водки.
– Нет, – тут же поправлял себя Курт, – конечно, ему нужно выпить пиво, замечательное пиво Holsten. Да! И потом Семену мы подберем что-нибудь мясное. Ну, во-первых, немецкие колбаски и сосиски, и еще запеченную свиную ножку, например, или жаркое из говяжьей печени.
К этому моменту у Курта самого начинало сосать под ложечкой, и он отправлялся в ближайшую закусочную.
Но чаще все-таки ему представлялся в гостях Иван, и тут мысли уносились в такие дали, из которых непросто было возвращаться в действительность. Он представлял, как Иван сядет вместе с ним в шикарную Альфа-Ромео, но тут же вместо Ивана на черном кожаном сиденье оказывалась Ангелина. Зажмурившись, Курт брал себя за горло, причем реально сжимал его рукой, без этого движения воображение не срабатывало в момент, когда он заставлял себя переменить этот сюжет. Ивану он отдавал место за рулем, а Ангелина пусть остается на прежнем месте. Да, он подарит им эту машину, ведь она ему по праву принадлежит… а вот представить, что будет происходить дальше, у него не получалось или не хотелось. Представлять этих двоих самых для него дорогих людей, исчезающих в красном кабриолете где-то за горизонтом, и не иметь возможности влиять на то, что между ними может происходить, а он ясно осознавал, что именно может происходить между Иваном и Ангелиной, когда они окажутся так близко друг от друга в тесной кабинке чудесного автомобиля… Нет, это было свыше его сил…
