– Ужинать будешь? – суетился на кухне отец. Так было заведено в их семье, когда мама уходила на дежурство, она работала в больнице, на кухне хозяйничал отец, – садись, Маришка, я такую картошечку пожарил, закачаешься! Сам удивился, что так здорово умею, – восхищался своими кулинарными способностями стоматолог по профессии и повар по призванию, ставя перед дочерью тарелку с дымящейся, румяной картошкой и, в подтверждение вышесказанного, продекламировал строчку в подражании Маяковскому. – Я бы в повара пошёл, пусть меня научат!
– А тебя и учить не нужно, – сразу отреагировала поклонница отцовской стряпни, – всегда всё вкусно получается.
– Ну уж, скажешь тоже! – изобразил смущение Тимофеев. Потом перевёл разговор, решил поддержать дочь. – Ты, Маришка, не переживай, без работы не останешься. Хоть отдохнёшь немножко.
– Пап, не отдохну и без работы не останусь, вернее уже не осталась, – и на всякий случай уточнила, – скорее всего, не осталась. Я завтра на новое место выхожу, и если меня и работодателя всё устроит, то, значит, буду работать.
– Вот это да! Молодчина, какая у меня девочка. Как ты так быстро? Пригласил, что ли кто-то?
– Да, – кивнула Марина, – причём совершенно случайно. Я сегодня, когда домой возвращалась, встретила одноклассницу мою – Алёну Привольную. Может, помнишь?
– Хорошо помню. Однажды я с её отцом на родительском собрании рядом сидел, и Алёну эту учителя ругали за то, что она школьный dress code не выполняет, что у неё пирсинг в носу, бровях и ещё не знаю где.
– Ещё в пупке, – любезно подсказала Марина и добавила, – она одно время этим очень увлекалась. Сейчас и не скажешь, что было такое.
Отец подсказкой не воспользовался, продолжил свою мысль.
– Её ругали, а тебя хвалили. Мне даже перед её отцом неудобно было.
– Смешной ты, пап. Твою дочь хвалят, а тебе неудобно. Лучше что ли, чтобы меня ругали?
– Что ты?! Тебя никогда не ругали, – заулыбался отец.
– Все меня хвалили и говорили: «какая ты примерная лгунья», – хитро прищурилась Марина.
– Какая лгунья? Что за ерунда. Ты никогда не врала. Ничего подобного мне никто сказать не мог.
– Пап, – смеялась Марина, – это не про меня, а про Пеппи Длинныйчулок так говорили. Помнишь, мы с тобой на спектакль ходили?
– Да ну тебя, Маринка. Запутала меня совсем. Тебе чаю налить?
– Наливай и себе налей. Что ты всё хлопочешь?
– Такая моя отцовская доля, когда ребёнок с работы пришёл, – расцвёл Владимир Николаевич, наливая себе и ребёнку чай. – Я, кстати, видел на днях эту Алёну Привольную, в супермаркете встретил, там, на горке, – Тимофеев махнул рукой в сторону горки, где состоялась упомянутая встреча. – Я её сначала даже не узнал, потом смотрю, вроде она. Повзрослела, в блондинку перекрасилась. А тебе забыл рассказать, чем-то отвлёкся и забыл. Она по-прежнему с родителями живёт?
– Так же, как и я, с мужем разошлась и вернулась.
– Ох, – пригорюнился папа, – что же у вас, молодых, всё так нескладно – сходитесь, расходитесь.
– Ничего не нескладно, – возразила Марина, – у меня в жизни новый виток начинается. Новые знакомства, новая сфера деятельности, может и ещё что-то новое на горизонте замаячит.
– Обязательно замаячит, – сразу поддержал отец, – и не что-то, а кто-то.
– Это уж непременно, – усмехнулась Марина и поинтересовалась, – а что ты меня не спрашиваешь, чем я в новой компании заниматься буду?
– Правда, не спросил, ты меня этой своей Алёной с толку сбила, вот я и не спросил.
