– Я буду делать это медленно, – продолжал расходиться Вик, – чтобы достать до твоего мозга. А потом я взобью его в пюре прямо в твоей черепной коробке, – уже кричал, выплевывая слова ей в лицо, Ганнибал. Невидимый враг, используя Вика, через него и с ним пытался спровоцировать, взяв в оборот эмоции. Оголить их до дрожащих нервов. Отвратительно и страшно. Хотя нет, не страшно. Глупо! «Глупо, конечно же, глупо, – заблистала спасительная мысль, переворачивая за собой реакции и вызывая вслед за этим совсем другой настрой. – Вот бы заснять его сейчас, а потом продемонстрировать, когда в себя придет. Безобразие, да и только!» Но другая половина Орлет не была такой решительной и спокойной. Где-то там, в глубинах, ее «бабушка» тряслась и шептала: «Господи, это уже не он! Беги, дура! Беги!» Напряжение натягивалось стальным тросом. Дышать становилось все труднее. «Ты не одна, вспомни уже, – приказала себе Дитрих. – Ты не одна, с тобой ОН! Он не бросит, вот увидишь…»
– Отойди-ка от окна. Нечего тебе за этим наблюдать.
– Да он же сейчас убьет ее! Ночью столько людей покалечил. Сервиз разбил! Дорогой фарфор, между прочим.
– Отойди от греха подальше! Видишь же, ненормальный.
– Так, может, это… ну… помочь надо?
– Мне дочь кормить-одевать… А работник у нас – только я. Ты как хочешь, а я пойду… не видела я ничего. И ты не видел, понял?
«Главное, не желать ему зла. Это же Витька! Витек. Мой дружище, смешливый мальчишка со странными шутками», – уговаривала себя Орлет. Смотрела в упор, моргала глазами, но с места не двигалась. И вдруг воздух зазвенел, заискрился. Магнолия, рассыпав головокружительные триоли пыльцы, потекла волнующей рекой запаха. «Как хорошо, – подумала Орлет. – Как хорошо, что мне не пришлось самой, своей волей влиять на него. Спасибо-спасибо-спасибо, тысячу раз спасибо!»
Лицо Ганнибала сдулось, сложилось, будто резиновое, рот приоткрылся. Зрачки затуманились накатившими слезами, и, рывками заглатывая воздух, он драматично, с содроганием чихнул.
– Будь здоров! – тут же, без промедления ухватила ситуацию Орлет. «Главное, успеть перевести весь этот цирк в другое место. Придать этому иной оттенок», – размышляла она.
«Точно! Будь здоров! Вот, правильно, Вик. Спасибо, что напомнил. Мне же кое-что сделать нужно».
Ганнибал разразился завершающим каскадом абсолютно эталонных чихов, а Орлет, согнув ногу в коленке, подняла ее и, растопырив в стороны руки, закрыла глаза.
Пауза.
Тишина.
Щебет птиц.
Звук пролетающего шмеля.
Солнечный луч на правой щеке. Тепло, приятно.
– Орлет, мать твою! Какого черта? Что за балаган? – спросил уже совсем другим голосом Вик.
– Да все тот же.
– Что с тобой? Ты глаза открыть можешь? И что за поза такая долбоебская?
– Поза петуха.
Пауза. Шелест травы под ногами. Поднимающийся снизу сладковато-свежий запах потревоженного – природного. Внутреннее раскачивание почти прекратилось. Тело послушное, устойчивое.
– Бляха-муха, Орлет. Ты, конечно, всегда странная была, но это, по-моему, совсем уже!
– Я не бляха и не муха, – Орлет открыла глаза. – А поза лечебная. Восстанавливает внутреннее равновесие, укрепляет иммунитет. Здравствуй, Вик!
– Здравствуй, Мойра! Че-то я устал очень. Ты не обидишься, если я с тобой петухом стоять не буду?
– Я так на это рассчитывала!
– Не, не могу. Устал я очень.
Ганнибал, пошатываясь, наконец отошел от Орлет. Подошел к беседке, но зайти не смог. Поскользнулся, сел прямо на траву, облокотившись на мореный дизайнерский дуб спиной. Пустой, погасший взгляд, потрепанный и несчастный. Стареющий мужчина, живущий воспоминаниями о той, давно минувшей… Выросший, но не повзрослевший.
