Замолчал. Только мужик на экране все скулил и скулил да настойчиво пищал истекающий временем таймер: пора было решать.
– Ну, Рэмыч, что мне выбрать?
Ответ с трудом прорвался через слипшееся от страха горло:
– Деньги.
Толик растянул тонкие губы, но тут же сморщился от боли.
– Деньги, значит? – проговорил он и отвернулся. – Деньги…
Кнопка скрипнула под его пальцем. Раздался выстрел, на экран фонтаном брызнула кровь. Названный Джимми повалился в лужу собственной мочи.
Толик отбросил джойстик, поднялся, выключил приставку. Рэм не мог пошевелиться, тело перестало слушаться, но это было хорошо. Лучше, чем рухнуть на пол и начать молить о пощаде, как бедолага Джимми. Тем более ссаться на мягкий ковер.
– Знаешь, чем жизнь лучше игры? – спросил Толик, усаживаясь обратно. – В жизни все не так однозначно. И репутация – не шкала сбоку экрана, а совокупность отношения к тебе тех, от кого ты зависим, разделенная на тех, кто зависит от тебя.
Толик удивился внезапной своей мудрости, крякнул даже. Логика в ней, конечно, хромала, но Рэм уточнять не стал. Он слушал. Где-то далеко забрезжила надежда.
– А еще от трупа не открестишься, тупо перекрасив тачку и сменив прическу, – закончил Толик и вдруг расхохотался: – Видел бы ты себя сейчас, мужик!
Размахнулся, хлопнул по плечу. Рэм позорно дернулся, зажмурился даже. Это рассмешило Лимончика еще сильнее.
– Короче, мы сами вчера накосячили пиздец. У девки этой батя охранник, а охранники с кем корешат? Правильно, с другими охранниками. А они кто? Правильно. Бывшие менты. Тронь мы его дочурку, сарафанным радио бы разнеслось к утру. На хрен надо такую пьянку, да?
Рэм коротко закивал, самому тошно стало от своей поспешности.
– Но личико ты Цынге попортил, конечно. Был бы мозг, было бы сотрясение. – Толик неодобрительно покачал головой, распухший нос слегка кривился влево. – Во сколько мы вред оценим? – Задумался. – Косых в двадцать, да?
Двадцать тысяч можно было нарыть прямо сегодня. Поднять все нычки, залезть под бабкину салфетку, ничего, не заметит даже. Обойтись откупными, к тому же такими маленькими, это ж какая удача! Кажется, Рэм улыбнулся даже, но Толик продолжил:
– Ну и мне восемьдесят, да? Для круглого счета.
А вот это уже было плохо. Очень плохо. Восемьдесят не было ни в заначках, ни в бабкиной салфетке. Было две недели назад, но сорвало колонку, пришлось покупать новую, потом ставить, потом счетчики менять и кран в туалете. Бабка все причитала, что дорого, а Рэм сам себе удивлялся, денег жалко не было. Наоборот, оказалось, что тратить их легко. Особенно когда бабка потом каждый вечер меленько крестила новую колонку и шла мыться, гремя блестящим шлангом массажного душа.
Вот там и остались его спасительные восемьдесят косых, да разве скажешь об этом Лимончику?
– Заходи завтра, еще поиграем, – бросил ему Толик и поднялся на ноги, руку даже протянул. – Часиков так в десять. Утра.
Каждым уточнением он будто забивал гвозди в крышку гроба. Пот на лбу и спине уже откровенно вонял травяной горечью. Но протянутую руку Рэм, конечно, пожал.
– Тогда до завтра, Толь, – сами собой проговорили онемевшие губы. – Я еще лошадку принесу.
Но Толик уже рухнул на диван, зажужжала приставка. Аудиенция закончилась, цена откупного названа, можно идти. Рэм вышел из комнаты, побрел на отблески лампасов Черкаша, тот молча отпер входную дверь, вытолкнул Рэма в подъезд.
