Тем не менее убивать соотечественников Рене не слишком хотелось, но выбора особого не было. С другой стороны, Сиплый прав, какая, на хрен, разница? Здесь, на корабле, тоже было большинство французов, но разве его кто-нибудь пожалеет, откажись он в этом участвовать?
– Хорошо, а если губернатор найдет кого-нибудь, чтобы ее охранять, или вообще отложит рейс? – спросил Рене, на взгляд которого не все нюансы были учтены.
– Не, – мотнул головой Сиплый, – не найдет, потому как никого подходящего сейчас на Оранже не отирается, и не отложит, потому что золото должно быть на Бельфоре не позднее пятнадцатого, а сегодня уже тринадцатое. Так что готовься, сегодня вечером пойдешь на абордаж.
– Да я всегда готов, – пожал плечами Рене. Сиплый ему отчего-то нравился. Наверное, своей неторопливостью и основательностью, и даже отсутствие чувства юмора совсем не портило его в глазах Рене. Интересно, сколько Сиплому лет, вдруг подумал он. На вид не меньше пятидесяти, по крайней мере выглядит он гораздо хуже покойного отца или того же дяди Бернара. Но на самом деле пират, наверное, моложе, потому что двигается явно легче, чем они оба, вместе взятые. – Только у меня оружия нет. Может, выделите какую-нибудь заточенную железяку, чтобы я без дела не стоял?
– Железяку-то? – с удовольствием переспросил Сиплый. Видно было, что желание новичка получить оружие было ему приятно. – Железяку дадим, даже две, вот такую, как эта. – Он отцепил и бросил Рене свою саблю.
Тот поймал, примерился. Пиратское оружие показалось ему не слишком удобным, короткое, тяжелое.
– А шпаги у вас нет? – спросил он, крутя саблей из стороны в сторону. Его как благородного дворянина учили обращаться с благородным оружием, а не с этим выкидышем рапиры.
– Да зачем тебе? – удивился Сиплый. – Для абордажа такая сабелька – самое то, шпагой ты там много не намахаешь. Ну да сам увидишь, что без толку рассказывать. А вот пистолета ты не получишь, даже и не проси. Хотя если повезет, то сам себе добудешь. У нас правило такое – кто первым на абордаж идут, те себе потом любое оружие выбирают, какое глянется.
– Это потому, что они самые храбрые? – наивно спросил Рене.
– Это потому, что их мало в живых остается! – хмыкнул Сиплый. – Ты думаешь, там, – он кивнул куда-то в сторону моря, – сильно хотят с нами деньжатами поделиться? Не-е. Наоборот, как достанут пистолетики, да залпом по нам, залпом! Особенно по тем, кто первым лезет. Ну как, сопли еще не потекли?
– Нет, – вызывающе глянул на него Рене. – А если я не соглашусь идти первым?
– Да кто ж тебя спрашивать будет? – искренне удивился Сиплый. – Согласишься, куда ж ты денешься! Иначе зачем ты нам тут нужен?
На это возразить Рене было нечего. Глупо было надеяться, что пираты оставили его в живых исключительно из благих побуждений. Ладно, как любил говаривать отец Жером, на все воля божья. А это значит, что без воли всевышнего и волос не упадет с головы Рене. От этой мысли мимолетный страх, против воли охвативший Рене, отступил. Бог не допустит, чтобы он погиб, не призвав к ответу предателей-братьев. Ибо не годится, чтобы такие, как они, поганили собой божий свет.
В очередной раз уверив себя, что все будет хорошо, Рене вернулся к облюбованному им месту на палубе между двумя пушками по левому борту, улегся там и заснул.
Правда, долго поспать ему не дали. Примерно через час злопамятный Хвост разбудил его невежливым пинком пониже спины. «Скромница», которую они ждали, наконец появилась на горизонте.
