Репей в хвосте - страница 23

— Ну что ты там еще придумала, негодница, — проворчал Стас, насупив густые черные брови.

— Сейчас узнаешь, задира.

Василек вернулся через минуту, таща за уголки две пузатые подушки. Гости возбужденно загалдели.

— Настоящая дуэль на подушках! — Стас страшно завращал глазами. — Это оружие по мне! Готов ли встретиться с судьбой, презренный?

— Да победит сильнейший, — удобнее ухватывая свое орудие, откликнулся Иван.

Дети, уже пробравшиеся в первые ряды, радостно заверещали, когда забияки, вращая над головой подушками, как пращами, начали сходиться. Впрочем, все закончилось обидно быстро. Подушка, которой, на мой взгляд, излишне энергично орудовал Иван, подставляя под ответные не менее увесистые удары соперника, то спину, то плечо, внезапно лопнула, окутав черноволосого, облаченного в черную майку и традиционные кожаные штаны Стаса облаком белоснежного пуха. Это моментально сделало его похожим то ли на падшего ангела, то ли на курицу, обвалянную в мазуте.

Вытирая выступившие от безудержного смеха слезинки, я замахала рукой:

— Брек! Победа за очевидным преимуществом присуждается дворцовой страже! Но за порчу хозяйского имущества сей воин будет наказан и сдвинут в хвост очереди!

Стас, отряхивавшийся от перьев, вскинул кудлатую голову и немедленно показал недавнему противнику язык.

— А ты, септический друг мой, будешь предпоследним!

— Где справедливость? — возмущенно заголосил строптивец, но его уже оттеснили.

Целование пупка, ради хохмы и, надо признать, в изрядном подпитии устроенное несколько лет назад и в шутку же повторенное на следующий год, неожиданно стало одной из традиций, с различными вариациями неукоснительно соблюдавшейся каждый раз. Здесь, конечно, попахивало плагиатом, но целовали мне не колено… К тому же у Маргариты пупок проколот не был…

Маленькое серебряное колечко было памятью о прошлом, и мне не хотелось с ним расставаться, хотя иногда, когда я представляла себя лет эдак в восемьдесят все с той же милой сердцу «фенечкой», меня бросало в дрожь. А теперь я покорно задрала рубашку, открывая доступ к «священной реликвии». К тому моменту, когда колено передо мной преклонил Иван, мой живот уже почти потерял чувствительность от звонких «чмоков», которыми энергично награждали его последние полчаса. Но я все же почувствовала не только теплоту и мягкость его губ, но даже едва ощутимую ласку дыхания…

А потом он встал и отошел от меня в гущу гостей, где его тут же окружили какие-то молоденькие девицы. Я отвернулась.

— Тебе придется повесить на него табличку «Занято».

Стас, как оказалось, следивший за выражением моего лица, на котором внезапно проснувшаяся ревность, скорее всего, читалась как в открытой книге, подмигнул шутливо, не заметив, что слова его задели меня. Настолько сильно, что, вытерпев в шумном обществе моих многочисленных друзей-приятелей, которые все прибывали и прибывали, еще пару часов, я незаметно даже для самой себя оказалась одна на тропинке, что вела от задней калитки дачи в сторону леса.

Вечерело. Пока я шла через луг, касаясь рукой высоких трав, было еще довольно светло, но под сводами леса уже совсем стемнело. У меня есть здесь одно любимое место, которое я неизменно навещаю в каждый свой приезд. В пяти минутах от опушки, если не идти тропкой, которая убегала правее, а через лес, прямо, сосны вдруг шарахались, беспомощно шаря оголенными корнями над крутым песчаным обрывом. Словно кто-то огромный топнул здесь ногой, и часть леса провалилась ниже этажом…