– Если вы не можете дать мне гарантии, что его состояние не ухудшиться, то какое решение вы ждёте от меня? Я – дочь и не могу своими руками отправить отца на эшафот, – в запальчивости прокричала она в трубку.
– Я вас понимаю, – голос в трубке терпеливо выслушивал её восклицания, – но и вы нас поймите: мы не можем дать гарантий ни в том, ни в другом случае. Наверное, я не должен вам этого говорить, но боюсь, что счёт в нашем случае идёт не на дни, а на часы. Мы можем лишь помочь продлить его борьбу за жизнь, но не сохранить её. А принимать решение о перемещении предстоит только вам.
– Хорошо, – сдалась Мария, – я позвоню вам завтра, вы всё равно не будете транспортировать его в ночь.
– Договорились, завтра утром я буду ждать вашего звонка …
Экскурсанты нетерпеливо топтались на том месте, где располагалась капелла Святого Вергилия, призывая Марию поскорее присоединиться к страждущим познаний коллегам. Они обошли скорым шагом собор, притормозив по настоянию гида у сооружения с авангардной архитектурой, в огромных зеркальных окнах которого отражалось унылое серое небо и её страдания от невозможности принять верное решение, может быть самое важное на сегодняшний день.
Возможно, Мария и отстала бы от изрядно замёрзшей и поредевшей группы, но находиться в квартире, которую она снимала, приезжая сюда на всевозможные научные конференции, и бесконечно думать о больном отце было выше её сил.
Вскоре они миновали Дом Моцарта, прошлись по Блутгассе и остановились перед выбором продолжить ли путь по Кертнерштрассе или свернуть на Грабен. Предпочтение было отдано последнему по одной прозаической причине: отсюда было рукой подать до Гавелки – уютной артистической кофейни, где можно согреться горячим айншпеннером со сливками и вкусными «бухтелями».
Мария окончательно замёрзла и возглавила праздношатающуюся процессию собратьев по науке, значительно ускорив шаг к желанной цели. В кармане завибрировал телефон, замёрзшие пальцы почти не слушались, и она свернула в один из бутиков, задев при входе многочисленные колокольчики, подвешенные на нитях и возвещающие о присутствии посетителя. На проводе снова была Москва.
– Я слушаю, – тревога росла в груди по мере того, как извещающий её абонент подробно объяснял причины отключения больного отца от приборов, поддерживающих обеспечение его жизненных функций.
– Мне очень жаль, – заключил далёкий голос.
– Подождите, вы можете перенести это на завтра? – голос Марии дрожал, сдерживая рыдания, рвущиеся наружу.
– Конечно. Бригада реаниматологов приедет к одиннадцати утра по Москве. Кто-то встретит нас?
– Да, это будет мой помощник. Я не смогу вернуться к этому времени.
– Я всё понимаю, у него будет ровно полтора часа на операцию до приезда эксперта по заключению о смерти. Надеюсь, и вы понимаете о степени ответственности? – ровный голос убаюкивал, не позволяя ей расплакаться.
– Он успеет, это профессионал в своём деле. Насколько надёжен эксперт?
– Мы в нём уверенны не меньше, чем вы в своём помощнике. Я не могу выразить вам свои соболезнования, примите же мои сочувствия. Прощайте.
Мария посмотрела в заплаканное дождливое окно и тихо заскулила. Она попыталась закрыть глаза, но нахлынувшее головокружение едва не свалило её с ног, заставив ухватиться двумя руками за оконную решётку.
– Frau, ihnen geht es schlecht? Вам плохо?
Хозяин лавки подошёл к Марии и участливо поинтересовался, может ли он чем-то помочь гостье.
